Летом Дмитрий Быков написал, а осенью Георгий Урушадзе издал толстую книгу под названием «VZ». Когда-то у Быкова выходила чуть более толстая книга «ЖД», и один хамоватый рецензент назвал ее «книгой-бегемотом», будто подмигивая читателю: вот толстый писатель пишет толстые книги. Но Быков уже давно похудел, а книги остались толстыми. Писатель больше не дает повода для обидного балагурства, да и времена совсем не те. Растолстеть можно разве что на нервной почве, да еще от паршивой еды, на которую только и удается наскрести.
Эта книга — нон-фикшн, и она, говоря коротко, о политике. Впервые за годы своей впечатляющей писательской карьеры Быков посвятил новый труд не писателю, как у него уже бывало для ЖЗЛ и вокруг, а президенту страны, на которую напала родина автора. Неизвестно, будет ли еще когда-нибудь у Быкова подобный материал, но ясно одно — не хотелось бы. Хотя столь же ясно и то, что это нежелание ничего не меняет. Многое, что недавно казалось невозможным, сейчас продолжает происходить и превратилось в рутину.
Раньше Быков исследовал все больше не Бродского или Мандельштама, хотя его настоящая фамилия Зильбертруд и такое тяготение к еврейской теме было бы логично. Но нет — предметом интереса Быкова были русопятый нижегородский мещанин Горький да московский грузин, ставший иконой советской интеллигенции, — Окуджава. Быков осуществлял культурологический анализ ментального строения советского человека. В его курсе русской литературы недавнего прошлого, который Быков издал по следам школьного преподавания и лекций в МГИМО, встречались эскапады вроде серьезного разбора писателей-деревенщиков или романа Панферова «Бруски». Советская литература была для Быкова родной в той степени, в какой с ней можно было не церемониться.
Теперь все это по-настоящему в прошлом — как и вся советская, постсоветская и даже, кажется, русская литература в ее всемирном, по крайней мере, значении. Россия за неполные два года обнулила вслед за собственной конституцией малейший кредит доверия и даже саму возможность диалога. Теперь это «пиратская гавань», в которой оказалась заложницей вся хваленая (и явно перехваленная) русская культура. Настал черед культуры, которую русская в грош не ставила. Только дразнилась да высмеивала.
Владимир Зеленский встраивается в один ряд с писателями, так как не является «нормальным» президентом. Он человек эстрадной культуры, менеджер зрелищ, сначала сыгравший президента в сериале, а потом ставший им. При этом здесь нельзя привести в качестве аналога какого-нибудь Рональда Рейгана — тот снимался в очень средних картинах, большого успеха не добился и долго переползал в политику через транзитную зону медиа. Были яркие штрихи, но биография стандартная.
Скорее путь Зеленского в политику можно с соответствующими изменениями сравнить с карьерой Арнольда Шварценеггера. Разница в том, что австрийский культурист, ставший одним из самых популярных американских актеров своего поколения, дослужился только до двух сроков губернатора, пусть и самого крутого, но одного штата, а еврей-острослов с русскоязычного востока Украины, сумевший создать самую успешную комик-труппу в стране, сначала доказал, что он может и всерьез, а вскоре был вынужден вскочить в такой политический лифт, что никакие ребята на стероидах его теперь не догонят.
Книга Быкова — не биография, как он сам признается в первых строчках вступления к ней. Вернее, она могла бы попытаться стать ею, если бы автором был кто-то другой. Потому что этот автор дошел до той степени слияния с литературой, что часто позволяет себе отвлекаться на самого себя. Это многих бесит тем, что в сочетании с особым стилем подачи материала очень напоминает Виктора Шкловского — члена дружеского круга евреев-выкрестов, которые произвели революцию в анализе русской литературы в первой половине XX века.
Сходство в следующем. Быков говорит, что написал очень много, но читать его «стоит не поэтому», а потому что его в РФ объявили иноагентом, а в Украине включили в базу «Миротворец». После этого риторического самоумаления «паче гордости» идет любимый Шкловским прием остранения: «Как говорил герой одной старой книжки, если в тебя швыряют камни с обеих сторон дороги, ты, скорее всего, на верном пути». Как тут не вспомнить широко известную в узких кругах максиму Шкловского из книги «Третья фабрика»: «Когда есть только два пути, надо идти по третьему».
Можно ли на основании таких признаний вменить автору «предательскую» нейтральность в оценке этой войны? При желании можно что угодно, но Быков-повествователь так честно восхищается своим героем, что не снилось и Пастернаку, которого Быков когда-то расписал на 900 страницах. И тут у автора не радость «перебежчика», набивающегося в советники, а бескорыстный, эмоциональный и поэтому многословный, сыроватый и непосредственный восторг, вызванный тем, что такая биография, как у Владимира Зеленского, оказалась возможна. И не где-нибудь, а именно в Украине.
Аналитики и публицисты часто говорят о демократизме и «европейском пути», который победил в Украине еще 20 лет назад в пору «первого Майдана». Преодолевая внутреннее и внешнее сопротивление, украинское государство училось следовать волеизъявлению народа, тогда как Россия все больше погрязала в реставрированном тоталитаризме, который в итоге и привел к нынешней позорной войне. Быков показывает в книге, как превращение Украины в нормальную страну не просто ускорилось с приходом Зеленского, но ценой нынешних лишений, жертв и потрясений обещает в будущем небывалые перемены в политической архитектуре Европы.
Автор неслучайно называет своего героя «королем-нарратором». Зеленский с его тренированным даром в одиночку держать аудиторию любой сложности сумел так перетряхнуть разложившуюся постсоветскую риторику, что примеры его речей уже включаются в пособия, по которым будут учиться политики середины этого столетия. По выражению Быкова, нарратор, в отличие от идеолога, влияет на граждан «с помощью интересного», а не умного и скучного. Здесь нет и тени высокомерных причитаний, которые так часто порождает возрастная политическая экспертиза: кругом одно шоу, и это несерьезно. На примере Зеленского акценты переставляются: да, это именно шоу, и это наконец-то совершенно серьезно!
Книга построена как игровая, в тон своему герою — лицедею, но не трикстеру. В первой части («Комедия») говорится о предыстории президентства и его первых двух годах, когда комик осваивался в новой роли. Во второй («Трагедия») конспектируются первые полтора года войны, когда комик перестал шутить, а Путин и другие дольщики кооператива «Озеро» поняли, что воюют не с «хохлами и шутом», а с «украинцами, и во главе у них <...> Джокер». Наконец, третья часть — «Мистерия» — под стать названию самая сновидческая и фантазийная, и речь там идет не столько о самом Зеленском, сколько о том, какую суицидальную ошибку совершила Россия 24 февраля 2022 года. И выбранные ею руны V и Z выглядят грозным предзнаменованием ее судьбы.
Конечно, это уже даже не публицистика. Но на то Дмитрий Львович и написал под сотню книг, чтоб иногда удариться оземь и обернуться оракулом, размышляющим о садомазохистских подтекстах вековых чекистских ритуалов. Отвлекается от сути, как Шкловский, да и где она, суть? Кстати, тот начал это делать в более раннем возрасте, а жил он в литературе 70 лет. Так или иначе, на фоне выкладок о природе российского зла однозначно удалась именно «светлая», рискованно говоря, «позитивная» часть книги, посвященная войне. Эта история успеха — очень важная терапия в настоящее время, когда война вошла в очередную зиму. И конечно, ценной виньеткой выглядит вымышленное место издания электронной книги: Кривой Рог, где президент свободной Украины родился в интеллигентной еврейской семье.
Быков демонстрирует такую эрудицию и уверенность в работе с материалом, что читатели его книг делятся на две части. Одна считает его гением и восхищается всем, что он стремительно производит. Другая чувствует в этой стремительной самоуверенности какой-то подвох и всеми силами пытается его разоблачить. Самая частая претензия — написано неаккуратно. Конечно, если все так быстро делается, то какая к черту аккуратность? Как тут не вспомнить Достоевского, который такое мог порой написать, спеша расплатиться с кредиторами, что интерпретировать этот ужас мог только Бахтин. Так что Быкову, скорее, необходимо адекватное прочтение, нежели разоблачение проницательными читателями.
