К старту прошедшего в июле 17-го фестиваля искусств «Манофим» в Иерусалиме в числе прочего приурочили открытие новой концертной площадки под названием «Бустана» прямо на крыше офисного здания в районе Тальпиот. Честь перерезать символическую ленточку выпала группе Orphaned Land — легендам израильской тяжёлой музыки, не появлявшимся в столице с полноценным электрическим концертом более десяти лет. Выступление ансамбля оказалось не слишком длинным — закон запрещает громкий шум после 23:00, — но насыщенным. Музыканты стремительно прошлись по основным вехам из собственной дискографии, щедро выдав все козыри — от громоподобных риффов до терпких восточных мелодий и от гроулинга (характерного хэви-металлического рычащего вокала) до хоровых припевов, в исполнении которых охотно принимала участие публика.
Orphaned Land — не просто популярная группа; для израильского хэви-метала это, можно сказать, флагманский, стилеобразующий проект. Два года назад по случаю 30-летнего юбилея они были приглашены выступить в престижный тель-авивский дворец культуры («Гейхал а-Тарбут») — первыми из исполнителей в супертяжёлой «весовой категории». Тот концерт лёг в основу живого альбома «A Heaven You May Create» — впечатляющей двойной пластинки, записанной при участии симфонического оркестра и хора. Запись стала промежуточным итогом большого пути: на заре существования, в начале 1990-х, музыканты, разумеется, даже не помышляли о выступлениях подобного масштаба. Впрочем, примечательно, что Orphaned Land обошлись без, казалось бы, неизбежных проблем роста: свою уникальную концепцию «ориентального хэви-метала» они нащупали практически сразу же. Уже в ранних записях проекта элементы, типичные для тяжёлой сцены (предельно жёсткое гитарное звучание, воинственный бой ритм-секции, пресловутый гортанный гроул пополам с традиционным пением), свободно комбинировались с извилистой вязью восточных ладов, а также сефардскими синагогальными распевами. Второй альбом Orphaned Land носил название «El Norra Alila» — в честь пиюта, входящего в литургию Судного дня; внутри содержалась, в частности, композиция «El Meod Na’Ala», также основанная на богослужебном песнопении. В репертуаре группы она сохранилась и поныне, прозвучав в том числе на иерусалимском концерте.
Предложенный ансамблем стилистический микс за тридцать лет карьеры, разумеется, претерпевал изменения — но скорее косметического свойства: от дет-метала Orphaned Land смещались в сторону прогрессив-метала в духе, скажем, популярной шведской группы Opeth; устрашающего рыка становилось меньше, а симфонических аранжировок и крупных инструментальных форм — больше. В целом же, рецепт оставался прежним — поскольку глупо отказываться от того, что, очевидно, здорово работает. После выхода альбома «Mabool» (2004), отталкивавшегося от библейской истории о всемирном потопе, популярность Orphaned Land вышла за пределы Израиля: группа стала завсегдатаем метал-фестивалей в Старом и Новом свете, а её следующую пластинку, «The Never Ending Way of ORWarriOR» (2010) спродюсировал Стивен Уилсон, один из главных героев современного британского прог-рока, основатель и лидер проекта Porcupine Tree. Невзирая на смены состава — из первого призыва в строю по-прежнему лишь двое: вокалист Коби Фархи и басист Ури Зильха, — группа по-прежнему пребывает в статусе легенд не только израильской, но и всемирной тяжёлой сцены. В их гастрольном графике — регулярные выступления в Европе и Америке; в прошлом году Orphaned Land вручили очередную награду престижного немецкого журнала Metal Hammer. Однако есть нюанс, и на выступлении в Иерусалиме музыканты ансамбля выпукло его подсветили.
«Тяжёлые дни, не правда ли?» — обратился Коби Фархи к аудитории с риторическим вопросом. Перед этим группа бодро исполнила несколько нетленок, в том числе песню «Simple Man» из альбома «All Is One» (2013). «Я стою на сцене и пою эти слова: мир всем и каждому — вот, что я хочу принести», — гласит куплет этой композиции, всамделишного хита «мизрахи-метала» с цепкой ориентальной мелодией, положенной на громокипящий гитарный рифф. Фархи выступает здесь в роли «простого человека» из заголовка, интуитивно транслирующего миролюбивую, гуманистическую повестку. «И нет, я не Иисус Христос!», — оговаривается он в финале, хотя, глядя на фронтмена Orphaned Land в деле, в этом начинаешь сомневаться: высокий, статный, с длинными волосами и бородой, в почти монашеском на вид одеянии, он в самом деле живо напоминает библейского пророка. На обложке пластинки «All Is One» звезда Давида, христианский крест и мусульманский полумесяц сведены в единый составной монотеистический символ. Как выходцы из мест, считающихся колыбелью сразу трех авраамических религий, Orphaned Land всегда отстаивали принципы мирного сосуществования — как словом, так и делом. В 2013 году группа гастролировала по Европе вместе с ансамблем Khalas, идентифицирующим себя как «первая палестинская метал-группа» (в действительности проект был основан в городе Акко, и входят в него израильские арабы); по настоянию Orphaned Land награда Metal Hammer в 2014-м была разделена между двумя коллективами. Дитя израильской рок-сцены 1990-х, с её отчаянной надеждой на мирное урегулирование палестино-израильского конфликта, Фархи не раз появлялся на сцене в «арафатке» — клетчатом платке, ассоциирующемся с борьбой палестинцев за самоопределение.
Всё это сделало Orphaned Land популярными в том числе в арабских странах — фронтмен ансамбля вспоминал, как поклонник из Иордании показывал ему татуировку с логотипом группы. Для меломанов из этого региона почитание Orphaned Land было сопряжено с двойным вызовом: во-первых, речь о хэви-метале — стиле, до сих пор сурово порицаемом в консервативных мусульманских обществах, — а, во-вторых, об израильтянах, то есть об артистах из «вражеского» лагеря. Orphaned Land ценили эту хрупкую, но устойчивую связь: не будучи в состоянии гастролировать по всему Ближнему Востоку, они регулярно давали концерты в Турции, куда съезжались их поклонники из Иордании, Сирии, Ливана и даже Ирана (те, кому удавалось выбраться за границу). В 2010-е группу дважды призывали выдвинуть на Нобелевскую премию мира — онлайн-петиции за их номинацию стабильно собирали по несколько тысяч голосов.
Это положение вещей разрушила террористическая атака 7 октября — и всё, что за ней последовало. Придя в ужас от событий «чёрной субботы», Фархи написал импульсивный пост в соцсетях, полагая, что чудовищная жестокость ХАМАС не оставляет пространства для альтернативных реакций, — но он ошибался. От Orphaned Land тотчас же потребовали контекстуализировать теракт как отчаянный акт сопротивления угнетению и солидаризироваться с пропалестинскими лозунгами — вплоть до печально известного «от реки до моря», — после чего оскорбились, когда группа ответила на это решительным отказом. «Я каждую неделю получаю сообщения от наших бывших „поклонников“, — сказал фронтмен ансамбля со сцены фестиваля „Манофим“, — в которых они рассказывают, что выбросили наши записи или даже сожгли».
Таким образом, Orphaned Land лишились, во-первых, важного для них рынка, а во-вторых, и в-главных, — мировоззренческих ориентиров, на которых в существенной степени было основано всё их творчество. Словно в насмешку над выбранным группой заголовком («Orphaned Land» переводится как «Осиротевшая земля») группа действительно как будто осиротела, почувствовала себя преданной. Даже само это название стало поводом для обвинений ансамбля в поддержке израильского «колониального проекта» — якобы оно отсылает к сионистскому лозунгу про «землю без народа для народа без земли» (в действительности оно было взято из старой песни «Rukhot Milkhama» популярного рок-певца Иегуды Поликера; в 2013-м, в период записи альбома «All Is One», Orphaned Land смогли с Поликером посотрудничать). Эту интерпретацию педалируют прежде всего антиизраильские активисты в Европе, от которых Orphaned Land теперь приходится отбиваться едва ли не в каждой гастрольной поездке. Впрочем, метал-сообщество менее политизировано, чем инди- или панк-сцена, а также отличается особой лояльностью его представителей друг к другу и, следовательно, обладает более стойким иммунитетом к «культуре отмены». Поэтому пока что ни один европейский концерт ансамбля, несмотря на все усилия BDS и других подобных организаций, не был сорван.
Как звучит «ориентальный метал» Orphaned Land в новом историческом контексте? С точки зрения саунда — так же мощно, как и всегда: на песне «Sapari», исполненной с приглашённой вокалисткой Ноа Груман и основанной на старинной йеменской мелодии, интеллигентная хипстерская публика на иерусалимской крыше превращается в записных «металхедов» и занимается исступлённым «хэдбэнгингом» (проще говоря — в экстазе трясёт головой). Однако теперь в музыке ансамбля как будто слышны новые нотки — злости, горечи и обиды. Парадоксальным образом это лишь усиливает эмоциональный накал выступления: каждый гитарный проигрыш, каждый барабанный брейк — как манифест несогласия, неповиновения, непокорности. Одним из стержневых фрагментов концерта неожиданно становится кавер-версия песни «Ha-Gvarim Bokhim Ba-Layla» мизрахи-певца Авнера Гадаси, не имеющего никакого отношения к хэви-металу; сочинённая по мотивам первой Ливанской войны, песня о том, как сильные мужчины под покровом ночи дают волю слезам, как влитая встаёт в сет-лист Orphaned Land. Другой магический эпизод — вышеупомянутый пиют «El Meod Na’Ala», превращающийся в пронзительную коллективную молитву о заложниках, томящихся в застенках хамасовских туннелей уже скоро 700 дней.
И третий — бис, во время которого Коби Фархи приглашает на сцену всех присутствующих в зале детей («Примерно до 11 лет, — шутит музыкант. — Если вы идентифицируете себя как 30-летний ребёнок, оставайтесь, пожалуйста, на своём месте»). Их оказывается около десятка — несмотря на жёсткий характер музыки Orphaned Land, у концертов группы, очевидно, нет никаких возрастных ограничений; родители-металхеды, росшие с музыкой ансамбля в 1990-е и 2000-е, с радостью приводят на них юное поколение. Следующие пять минут дети радостно скачут по сцене под дуплет из «Norra El Norra» (хита с альбома «Mabool») и совсем ранней песни «Ornaments of Gold»; под конец Фархи отбивает каждому «пятёрку», и под гром аплодисментов Orphaned Land покидают сцену. В песнях группы всегда было много надежды — наряду с мраком и «жестью». Сегодня она, кажется, выглядит и ощущается немного по-другому — но всё же никуда не исчезла.
