Строгие черные костюмы и шляпы хабадников (любавических хасидов) многих вводят в заблуждение — они считают, что перед ними просто еще одна разновидность иудейской ультра-ортодоксии. Однако внешность в данном случае обманчива. «Типичные» ультра-ортодоксы считают современный мир источником скверны, соблазнов и духовной опасности и стараются отгородиться от него как можно более высокой стеной. Судьба евреев, отошедших от традиционного образа жизни, их, по большому счету, не слишком интересует. Хабадники, напротив, обращены к миру. Их главные герои — не ученые-талмудисты, погруженные в священные книги, но посланники (шалиахи), несущие свет иудаизма самым разным евреям, в том числе совершенно оторванным от мира.
Разумеется, в современной ортодоксии есть и другие течения, не боящиеся контактов с внешним миром, например, американские modern orthodox (к сожалению, хорошего русского перевода этого термина не существует). Однако и они заняты, прежде всего, сами собой — в отличие от Хабада, для которого «внутриеврейское миссионерство» является едва ли не смыслом существования. Поэтому там, где религиозная еврейская жизнь достаточно развита, Хабад не слишком заметен и влиятелен. Но если где-то возникает «еврейский вакуум» (как, например, в бывшем СССР, где религиозная жизнь подавлялась на протяжении семидесяти лет), именно хабадники оказываются первыми и, нередко, единственными, кто его заполняет.
Стоит отметить, что готовность идти своим, непохожим на других, путем Хабад продемонстрировал еще в двадцатые годы прошлого века, когда шестой глава движения, рабби Йосеф-Ицхак Шнеерсон, стал едва ли не единственным еврейским религиозным лидером, который не только остался в СССР, но и попытался дать отпор большевикам, чтобы оградить как можно больше евреев от антирелигиозной пропаганды.
Все религиозные еврейские лидеры призывали своих последователей уезжать из России. Миллионы евреев, остававшихся в стране, их не слишком волновали. Эти лидеры руководствовались известным талмудическим правилом: когда на кону стоят своя и чужая жизнь, своя жизнь важнее. Единственным, кто в этой ситуации сделал больше, чем требует буква закона, был рабби Йосеф-Ицхак Шнеерсон. Разумеется, он прекрасно знал еврейский закон. Однако для него высшей формой служения Всевышнему было помогать своим братьям и сестрам, материально и духовно. Хотя закон не требует от еврея делать больше, чем он может, бывают времена, требующие гораздо больше обычного.
Что стоит за этим особым еврейским путем, избранным Хабадом? Прежде всего — своеобразная теология, основанная на лурианской каббале. В этой теологии есть два основных постулата. Во-первых, любая заповедь, исполненная из любых соображений, имеет космическое теургическое значение, поскольку делает мир лучше и чище и приближает окончательное Избавление. А во-вторых, каждому еврею присуща особая «божественная душа», которая «на самом деле» стремится исполнить свое жизненное предназначение (жить по Торе и соблюдать заповеди) — независимо от того, что еврей при этом думает, говорит или чувствует. Соответственно, занимаясь миссионерством среди нерелигиозных евреев и убеждая их соблюсти ту или иную заповедь (возложить тфилин, зажигать субботние свечи…), хабадники считают, что, во-первых, помогают еврейским душам исполнить свое подспудное сокровенное желание, а во-вторых, приближают приход Машиаха.
Однако, хотя эта теология имеет весьма глубокие корни в еврейской религиозной традиции, своим возникновением она обязана конкретным людям, жившим в XVIII–XX вв. — семи знатокам Торы, сменявшим друг друга во главе Хабада, и носившим титул адмор или ребе.
Кто были эти люди и каков был вклад каждого из них в развитие и формирование учения и практики Хабада? Именно на этот вопрос пытается ответить американец Хаим Далфин, много лет занимающийся популяризацией любавического хасидизма и изучением его истории. По его словам, в своей книге он «попытался доказать три основополагающих идеи»:
Во-первых, мы постарались объяснить, как каждый следующий глава Хабада дополнял предыдущих. Во-вторых, показали, что каждый из них внес свой неповторимый вклад в любавический хасидизм. И, наконец, мы смогли убедиться, что правление седьмого главы Хабада, Ребе, стало кульминацией всего, начатого рабби Шнеуром-Залманом из Ляд.
Читая Далфина, нужно помнить, что перед нами отнюдь не нейтральный беспристрастный историк или религиовед, но убежденный любавический хасид, хорошо знавший последнего Любавического ребе. Его взгляд — взгляд изнутри, причем взгляд предвзятый и пристрастный, согласно которому все главы Хабада заведомо во всем правы и непогрешимы. Соответственно, его книга не свободна (да и не может быть свободна) от апологетики, идеологии и агиографии. Однако для того, кто хочет понять, что же такое Хабад, такой взгляд тоже имеет огромную ценность. Поэтому даже для тех, кто не разделяет убеждений автора, «Семь глав Хабада» будут интересным и полезным чтением.
