Название этой книги на фоне сегодняшних политических баталий может читаться как прямая отсылка к актуальной повестке. Однако историк и антрополог Александр Львов советует не бояться подобного контекста. Наоборот — если вам пока еще не все понятно в израильской политике и идеологии, если вы не присоединились для простоты к одной из враждующих сторон и не хотите отождествлять религиозный сионизм с фашизмом или, наоборот, с какой-нибудь единственно правильной идеологией, — тогда книга профессора Дова Шварца, декана факультета философии университета им. Бар-Илана (одного из интеллектуальных центров религиозного сионизма) даст вам весьма качественную пищу для собственных выводов и размышлений.
Давным-давно один из мудрецов Талмуда, проходя по древнему Бней-Браку, увидел коз, пасущихся под смоковницей. Из лопнувших плодов вытекала на землю сладкая гуща, называемая на иврите мёдом (дваш), а из козьих сосцов капало молоко (халав), и смешивалось одно с другим. И сказал мудрец: «Вот земля, текущая молоком и медом» («эрец зават халав удваш»).
Кто-то другой мог бы увидеть в том месте лишь грязь — участок земли, заваленный раздавленными смоквами и залитый пролившимся молоком, — и был бы прав. Кто-то другой мог бы опознать в библейских словах «земля, текущая молоком и медом» лишь метафору, не имеющую буквального смысла, — и тоже был бы прав. Однако для нашего мудреца этот кусок земли и этот кусок текста внезапно совпали — они склеились друг с другом, как означаемое с означающим.
Такие почти мистические озарения, напрямую соединяющие текст и реальность, случаются не только с мудрецами, но и с обычными людьми. И к реальности норовит приклеиться не только Библия, но и любой другой текст (случалось ли вам, например, узнавать себя в нечаянно услышанной или прочитанной строчке?). Но вернемся к имеющемуся в заглавии рецензируемой книги сионизму, то есть к разнообразным склейкам между библейскими текстами и реальной жизнью в данном контексте.
Когда Давид Бен-Гурион в 1936 году перед комиссией Пиля назвал Библию «нашим мандатом на всю территорию Палестины», он обнажил — нет, не религиозные, а литературные, текстуальные — основания сионизма. Молнии озарений, соединяющие литературную Землю Израиля с клочком реальной земли на Ближнем Востоке, не принадлежат никакой конфессии. Они возникают повсюду, где читают Библию, — не только в еврейском, но и в христианском мире. Эти спонтанные узнавания-озарения выглядят вторичными и незначительными на фоне серьезных политических и религиозных теорий. И все же они обладают большой эмоциональной силой, и потому серьезные лидеры пытаются взять их под свой контроль, придать им форму организованных движений.
Книга профессора Дова Шварца дает первый и пока единственный академический обзор одного из таких движений — «религиозного сионизма». Она относится к распространенному (хотя и несколько устаревшему) жанру религиоведческих исследований, ставящих во главу угла историю институций и их лидеров и, тем самым, отодвигающих на задний план культурные механизмы и спонтанные проявления массовой религиозности. Соответственно, точкой отсчета истории религиозного сионизма Шварц считает учреждение религиозной фракции (впоследствии — политической партии) «Мизрахи», состоявшееся в 1902 г. в Вильне по инициативе раввина Ицхака Якова Рейнеса, и завершает свой обзор на рубеже XX–XXI вв.
Шварц не пишет о религиозных мотивах массовой поддержки светского сионизма (отец-основатель еврейской этнографии и фольклористики С. А. Ан-ский, например, замечал, что в местечках Волыни и Подолии в начале XX в. ходили слухи, будто Герцль — мессия). В его книге светские и религиозные мотивы строго разделены, более того — конфликт между «светскими» и «религиозными» и попытки его преодоления оказываются главной коллизией написанной им истории. Шварц отмечает, что по замыслу р. Рейнеса партия «Мизрахи» преследовала исключительно прагматические цели (создание свободной от антисемитизма «тихой гавани» для евреев), далекие от мессианских ожиданий и попыток приблизить Избавление.
Именно этот прагматизм стал причиной падения популярности «Мизрахи» в ходе обсуждения проекта создания еврейского государства под названием Уганда в Восточной Африке, предложенного в 1903 г. британским правительством. «Сложилась парадоксальная ситуация, — пишет Шварц, — светские "русские" сионисты по большей части скорбели по "утрате" Эрец-Исраэль в рамках Угандийского проекта, а религиозные члены "Мизрахи", судя по всему, оставались к этому равнодушны». (стр. 28)
Шварц показывает, что сам Рейнес, вопреки своей официальной позиции, вовсе не был равнодушен к идее создания «тихой гавани» именно в Земле Израиля и таки связывал ее с мессианскими чаяниями. Однако публично приписывать религиозный смысл своему сотрудничеству с «безбожниками» (т. е. с лидерами светского сионизма) Рейнес опасался (стр. 23–24). Этот шаг, на который не решался Рейнес, сделал раввин Авраам Ицхак Кук.
В учении р. Кука светская идея нации, сложившаяся в Европе XVIII–XIX вв., обретает религиозный смысл, а Тора оказывается «идеальной всеобъемлющей национально-политической теорией». Соответственно, строители еврейского государства, порвавшие с традицией, приближают Избавление, не понимая подлинного смысла своих действий — подобно тому, как осел, на котором Мессия въезжает в Иерусалим, не вполне понимает значение события, в котором участвует. Эта метафора Кука сыграла печальную роль в отношениях между «светскими» и «религиозными» в Израиле — особенно после публикации в 1995 г. скандально известной книги «Хаморо шель Машиах» («Осел Мессии»), разоблачающей «религиозный заговор». Шварц не упоминает эту злополучную метафору в своей книге, однако называет подход р. Кука «мессианско-патерналистским» (стр. 44).
«Идеи его проникли в движение, и в итоге рав Кук стал едва ли не его официальным идеологом». (стр. 41)
«В рамках общепризнанной концепции декларируется построение метафизической монолитной нации, внутри которой коллектив обладает трансцендентным значением, а мессианское прочтение истории является единственно возможным». (стр. 165)
Альтернативу этой официальной идеологии Шварц усматривает в проповедях американского раввина и философа Йосефа Дова Соловейчика, (пере)осмысляющего события XX в. (в т. ч. создание государства Израиль) в терминах Торы. В его работах «на место причинно-следственного метафизического вопроса ("Почему?") встает экзистенциальный вопрос о смысле» (стр. 152).
«Структурообразующий элемент философии рава Кука — метафизическая, причинно-следственная, телеологическая историческая философия и историография. … Рабби Соловейчик подспудно борется именно с такой трактовкой. По его мнению, эти причины выглядят бессмысленной и поверхностной догадкой относительно неисповедимых путей Господних. Свою основную миссию он видел в том, чтобы призвать сосредоточиться на вопросе смысла и на галахических ответах на этот вопрос». (стр. 164–165)
Говоря о современном состоянии движения, Шварц замечает:
«Труды рабби Соловейчика постепенно занимают главенствующее положение в сознании учащихся и преподавателей сионистских иешив. Латентный призыв отказаться от метафизики и вернуться к "реальности" теперь определяет уклад жизни многих религиозных сионистов. Распад метафизического единства способствует расцвету индивидуалистических тенденций. … Если в прошлом тон религиозного сионизма полностью задавали рав Кук и его окружение, то на настоящий момент появилась реальная альтернатива — подход рабби Соловейчика». (стр. 166)
Следуя своей методологии, Шварц приписывает расцвет разнообразия в религиозном сионизме идущему «сверху» влиянию великих мыслителей, а не поднимающимся «снизу» новым проявлениям массовой религиозности. Впрочем, говоря о новых тенденциях в религиозном сионизме («ортодоксальный феминизм», «молодежь высот» и др.), Шварц вынужден признать непорочное (без участия великих мыслителей и политиков) зачатие, по крайней мере, некоторых из них: «Например, "молодежь высот" вообще не ищет идеологии; они интуитивно пришли к выводу, что их дом — среди девственной природы Иудеи и Самарии». (стр. 163–164)
Культурные механизмы этой «интуиции» можно было бы поискать в тех самых спонтанных узнаваниях-озарениях, в переживаниях парадоксальных совпадений древнего текста и нынешней действительности. Хотя эти «низовые» механизмы остаются нераскрытыми в книге Шварца, их несводимость к «высоким» теологическим и политическим доктринам просматривается довольно ясно. Стоит только политикам взять под свое крыло зародившееся «снизу» движение (например, «Гуш эмуним» в конце 1960-х), как оно распадается: «"Гуш" стала официальной партией и в результате утратила свою изначальную жизнеспособность и широкую поддержку». (стр. 135)
Неспособность политиков и теологов выразить на своем языке идущие «снизу» интуиции и стремления стала едва ли не главной причиной расколов, раздирающих на части израильское общество многие десятилетия.