Зимой 2022 года в мировой прокат вышел фильм немецкого режиссера Мэгги Перрен «Фальсификатор» — о реальной истории еврейского юноши Сёмы Шёнхауса, который посреди войны больше года скрывался в нацистском Берлине, подделывая документы себе и другим. В главной роли — звезда нашумевшего немецкого сериала «Тьма» Луис Хофман.
Уже заставка с титрами — ворох листов с пятнами чернил, с вклеенными фотографиями — намекает на махинации с документами. Еще до того, как на экране появляется название фильма. «Фальсификатор» — слово вроде бы само по себе неприятное, с нехорошими коннотациями: профессиональный лжец, подделыватель оригинала, действительности. Особенно бюрократической, которая, как мы знаем из Кафки и по собственному опыту, пореальней будет других областей бытия. Это, конечно, верно и для Третьего Рейха, который был не просто машиной смерти, но машиной усовершенствованной, со встроенным арифмометром и печатным механизмом. 21-летний еврей Сёма Шёнхаус попадает в эти шестеренки — но, чтоб не быть раздавленным, фактически становится одной из них.
История Самсона Шёнхауса, рассказанная режиссером Мэгги Перен, — не вымысел, а вполне достоверная экранизация его мемуаров. Родители Сёмы родились в Минске, потом уезжали в Палестину, но, сделав роковую ошибку, в конце двадцатых все-таки вернулись в Европу, в Берлин. Кто мог знать? В 1941 году всю семью Шёнхаус, кроме Сёмы, отправили в лагеря смерти. У него сохранялась бронь как у работника оружейного завода. Утратив эту льготу, Сёма вспомнил про свои навыки художника и графика, на которого он учился, и просто подделал аусвайс. Придумал себе немецкое имя Петер Шенхаузен, нарисовал документы и слился со средой, как бы омерзительна она ни была. Более того, подстригся по-военному, справил шикарную форму морского офицера, набрался нужных фраз вроде: «Морской флот — это семья, это свобода», и пользовался успехом. Девушки готовы потанцевать и даже больше, встречные бюргеры в восторге и рады дать защитнику денег, накормить — и это во времена военной скудности, когда вся еда по талонам! Ценное умение — быть своим.
Возможно, наилучшей метафорой к этому умению будет слово «мимикрия». Подражательный окрас. Сёма и сам несколько раз использует это слово, описывая свое превращение. Посреди кафкианской реальности фашистской Германии он не превращается, как Грегор Замза, в гигантское насекомое — а сам надевает на себя новое обличье.
Все это показалось бы сказкой про супермена или идеального шпиона, когда б не абсолютная банальность происходящего. «Фальсификатор» подчеркнуто лишен привычных атрибутов кино о Третьем рейхе и Холокосте: здесь нет марширующих солдат, свастик на каждом доме, уж тем более — сцен боев, нет концлагерей, словом, всего того ужасного и завораживающего, что может соблазнить любого режиссера. Мэгги Перен удерживается на грани и погружает всю историю в камерные декорации, в уютный мещанский быт, островок нормальности посреди войны. Шикарные на вид рестораны, в них, правда, скудное меню; солдаты и шпики гестапо. Продавленные диваны, настенные часы с какими-то качающимися курицами, будильники. Почти все время — как бы уютный коричневый полумрак: задернутые шторы, заклеенные окна, экономия электричества.
Но в центре внимания — документы, самое обыденное на свете; все эти мятые бумажки с печатями, от которых зависит жизнь — их-то без конца клеит, рисует, вырезает Сёма, высунув от напряжения язык, конструируя из них для себя защитный покров.
Похожее ощущение от комикса «Маус» Арта Шпигельмана, в котором все ужасы насилия и крах человечности, ставшие повседневной бытовухой. Да вдобавок и в «Маусе», и в «Фальсификаторе» перед выживающими стоят вопросы предельно прагматические, а не эпические. Продать оставшиеся вещи, обмануть квартирную хозяйку, поесть, согреться… Это урок конкретной философии, переосмысление этики здесь и сейчас.
Сёма, правда, сотрудничает с подпольем, помогая педантичному юристу Францу Кауфману (Марк Лимпах) подделывать паспорта для спасения евреев. Естественно, с риском для жизни. «Если однажды утром в вашу квартиру вместо молочника постучит гестапо — я настоятельно прошу вас повеситься», — говорит Кауфман с иронией, но ясно, что абсолютно всерьез. Впрочем, герой и тут не геройствует. «Плевать, почему люди творят добро. Я делаю это ради талонов на еду. Вопрос не в том, что без этого не стал бы, а просто мы бы подохли с голоду. Людям нужны тепло и вкусная еда», — говорит Сёма, выводя простую формулу выживания без взаимного пожирания. Когда его друга, Дета Кассриэля (Джонатан Берлин) ловят во время проверки в ресторане, Шёнхаус не может никак ему помочь и прекрасно понимает это. Он просто замирает. Мимикрия…
Другая незаконченная история — с «Гердой» (Луна Ведлер), еврейской девушкой под вымышленным именем, еще одной жизнью, мимикрирующей и выживающей в тени германского орла. Эти отношения, конечно, не успевают вызреть и оканчиваются ничем, потому что не может быть иначе, потому что находятся под властью смерти. В конце фильма титры сухо сообщают: практически все евреи, знакомые Сёмы, рано или поздно заканчивают свою жизнь в концлагерях.
Есть еще, правда, персонажи-немцы. Для режиссера Мэгги Перен это — вопрос личный: еt собственная семья была не отделима от нацистского общества. Как-то, разбирая вещи бабушки, она нашла открытку с портретом Гитлера. В 2004 году она написала сценарий к фильму «Академия смерти», где рассматривает историю немецких юношей, попавших в элитную нацистскую академию. Их внутренние моральные терзания и метаморфозы, к ужасу Перен, не влияют на общий исход слишком далеко зашедшего процесса: понятие «коллективной ответственности» они узнают на себе (в результате последних боев за Германию каждый второй из воспитанников этих академий был убит).
Это были экспериментальные образцы, а другие — обыватели, которых только и видит Сёма. Подслеповатый, одышливый и даже вроде бы безобидный старик-госработник, опечатывающий квартиру родителей Сёмы: теперь это — собственность государства. Нервная, задерганная управдомша фрау Петерс (Нина Гуммих), которая в конце концов, ужасаясь самой себе, спасает Шёнхаусу жизнь, нарушая закон. Для нее это вспышка осознания, но не глобальная метанойя, не какое-нибудь правдоподобное раскаяние. Единственный ее шанс сохранить связность мира — все глубже погружаться в пропагандистский нарратив, даже вопреки подступающей действительности.
«Мы, немцы, придерживаемся представления, что существовали “хороший немец” и “нацист”. А этого не было. Антисемитизм был укоренен в немецком обществе. Почти все немцы были похожи на фрау Петерс: они поддерживали или, по крайней мере, соглашались с нацистским режимом и плодили антисемитизм в разных формах», — говорит в интервью Мэгги Перен.
Пожалуй, главный парадокс фильма — то, как Сёма все время улыбается: голодая, рискуя быть арестованным, убитым, — как будто сам не вполне понимает серьезность происходящего. Эта его блаженненькая улыбочка, кажется, подсмотренная кинематографистами у живого Сёмы, раздражает и одновременно завораживает, как нечто абсолютно неуместное и потому достоверное. На самом деле это не святость, это запас внутренних сил и вместе с тем еще один уровень мимикрии. Улыбка вместо гримасы отчаяния обескураживает хищников и дает еще один шанс. И не только ему одному. «Я переживу войну, а потом заставлю всех почувствовать, что все хорошо», — заявляет Сёма на прощанье, подделав очередные документы и укатив на велосипеде — успешно! — от гестапо в Швейцарию.
Самсон Шёнхаус дожил до 93 лет.
