В Музее Эрец Исраэль (он же — MUZA) в Тель-Авиве проходит выставка фотографов Евгения и Якова Хенкиных «Образы памяти». Это первая в Израиле выставка братьев, чьи судьбы расходились и снова переплетались, и подарили нам уникальный архив двух уже не существующих стран.
Когда семья ждет ребенка, он, как правило, рождается один, но иногда каприз природы дарит близнецов. Когда человек становится художником, он, как правило, тоже один, но иногда у него находится партнер и единомышленник. И совсем уникальный случай — когда этот «близнец» еще и родной человек, при том, что оба делают одно дело, почти не будучи связаны между собой.
Братья Евгений и Яков Хенкины родились в еврейской семье в Ростове-на-Дону в 1900 и 190З годах соответственно. Их судьбы были типичны для того времени: Евгений в 1920-х уехал в Германию и жил там до 1936 года. Поняв, что пришедшие к власти нацисты не оставят евреев в живых, он вернулся в СССР к брату, но уже в 1937 году был обвинен НКВД в шпионаже и расстрелян, место его захоронения неизвестно. Яков же после революции остался жить в советской России, переехал в Ленинград, в 1941 году пошел на фронт, где вскоре погиб и был похоронен безымянным в братской могиле. Таких жизненных историй были десятки тысяч.
У братьев было хобби: фотографирование. Они никогда не учились фотомастерству: оба работали на госслужбе на незначительных должностях, Евгений еще и играл на музыкальных инструментах и даже ездил на гастроли, а на фото они просто запечатлевали повседневную жизнь своих городов: Евгений — Берлина, а Яков — Ленинграда. Любительская фотография была очень популярна в первой половине ХХ века, увлечение ею было повальным, так что братья не считали свое занятие чем-то выдающимся. К тому же как раз в это время в продажу поступили легкие портативные фотокамеры (в 1925 году в Германии — знаменитая компактная Leica, в начале 1930-х в СССР — ФЭД), которые можно было носить в кармане и делать моментальные снимки хоть дома, хоть на улице; ими не вооружился только ленивый. Оба Хенкиных фотографировали «для себя», свои фото не публиковали, негативы хранили дома, отпечатки вклеивали в семейные альбомы — как миллионы их современников-фотолюбителей.
Удивительно, что после гибели обоих братьев родственники захотели и смогли сохранить их архив. Даже берлинское наследие Евгения продолжало храниться в семье Якова, хотя держать у себя фотографии, сделанные за границей расстрелянным «врагом народа», означало подвергать себя и близких непосредственной опасности. Семейные альбомы и сотни фотопленок — всего более 7000 кадров, — лежали дома у потомков. Их пронесли через сталинский террор, через войну, через блокаду Ленинграда и многочисленные переезды. Их никому не показывали, о них почти не вспоминали, с 1930-х годов они пылились в кладовках и шкафах, пока в начале 2000-х внучка Якова Хенкина Ольга Вальтер не решила разобраться, что же изображено на пленках, катушками которых она играла в детстве.
Ольга выбрала две пленки и показала их известному петербургскому фотохудожнику Александру Китаеву, чтобы тот сделал отпечатки. Как только кадры появились на бумаге, стало понятно, что архив уникален, и им нужно заниматься. Сортировка потребовала годы, лишь к 2012 году удалось начать сканирование и оцифровку пленок. Вальтер перевезла архив в Швейцарию, где она живет, и основала в Лозанне ассоциацию «Архив братьев Хенкиных», которая занимается не только их фотографическим наследием, но и исследует историю семьи. Большую помощь в этих исследованиях оказали российские организации, которые восстанавливают память о жертвах сталинских репрессий. Выставки Хенкиных уже проходили в Эрмитаже в Санкт-Петербурге (2017) и на международном фестивале фотографии Street Photo Milano (2019); в том же году швейцарско-французское издательство Noir sur Blanc выпустило фотоальбом, посвященный коллекции.
Экспозиция в MUZA — первая выставка Хенкиных на израильской земле. Из многотысячного архива братьев кураторы Раз Самира и Илана Эллада Мататов отобрали 150 фотографий. Черно-белые отпечатки сделаны с высоким качеством, оформлены в «породистые» паспарту и рамы. При этом выставка не скрывает, что кадры сделаны непрофессиональными фотографами и до того, как предстать перед зрителями, прошли через многое. Насмотренный глаз заметит любительское качество: какие-то кадры могут быть несколько расфокусированы или недостаточно контрастны; на многих видны царапины на пленке или пятнышки «снега». Очевидно, что это не работа фоторепортера, а просто прохожий, увлеченный фотографией, на ходу вынул портативную камеру и «щелкнул» то, что ему показалось интересным. Не важным, не несущим в себе какое-то глубокомысленное послание, а просто по-человечески занятным. «Прикольным», как говорит молодежь. Но даже при технических огрехах в снимках Хенкиных удивляет точность композиции и умение поймать момент на лету, запечатлеть именно ту долю секунды, которая окажется самой выразительной — будь то прыжок спортсмена на стадионе, посылающего мяч высоко вверх, или мимолетный лукавый взгляд кокетки, посланный мужчине за соседним столиком в кафе.
На выставке 2017 года в Эрмитаже музейщики старались сделать из истории братьев мистерию: выставочный зал был превращен в подобие фотолаборатории, где снимки были развешаны на прищепках или погружены в ванночки для промывки, а сам зал был освещен красным светом (красными лампами пользовались при печати с пленки, потому что обычный свет засветил бы и пленку, и фотобумагу). Тогда получился скорее театр, чем выставка: в красной полутьме было трудно рассмотреть сами отпечатки, кадры демонстрировались на стенах в качестве проекции. Экспозиция предлагала зрителю загадку — самому определить, сняты ли повседневные сценки в СССР или в Германии. Месседж был понятен, в особенности старшему поколению, которое еще застало массовое фотолюбительство: у многих были воспоминания из детства — вы с папой в запертой темной ванной при свете красного фонаря экспонируете фотобумагу под увеличителем, а потом кладете в кювету с проявителем, и творится волшебство, на белом листе начинают все четче проступать фигуры, улицы и лица. Так же таинственно, по мысли эрмитажников, на выставке Хенкиных из слепого небытия проступали контуры истории. Но в той экспозиции аттракциона было больше, чем реального свидетельства.
Кураторы MUZA выбрали более классический путь. Фотографии максимально стандартизированы, отпечатки равного размера развешаны по стенам в рамах под стеклом. Экспозиция разделена на несколько тем: семья, пейзаж, спорт, городские сценки. С одной стороны Ленинград Якова Хенкина, с другой — Берлин Евгения. Не нужно отвлекаться на загадки. Важнее другое.
Выставка называется «Евгений и Яков Хенкины: Образы памяти». И подзаголовок — «Параллельные воспоминания». Образы параллельны в буквальном смысле: на параллельных стенах справа один брат, слева другой. И в переносном: именно параллелизм, по словам куратора Раз Самиры, ей было важно сделать главной интригой выставки. Два человека снимают города, в которых живут, их улицы и жителей. Младенцы в колясках, играющие школьники, влюбленные парочки, спортсмены на турнирах — они похожи всегда и везде. Компании в кафе, пикники у воды, модницы у зеркала, домохозяйки, придирчиво выбирающие овощи в зеленной лавке, наверняка почти одинаковы не только в Ленинграде и в Берлине 1920-х и 1930-х годов, но и в древнем Риме, и в наши дни, и будут много веков после нас. Это естественно: в любую эпоху дети играют, молодежь влюбляются, родители растят и любят своих детей, друзья отдыхают на природе, это основы человеческого. Раз Самира говорит: «Меня удивила степень параллелизма братьев: сходные композиции, темы, ракурсы при отсутствии регулярной связи. Не было телефонов, письма не сохранились, а кадры словно переговариваются друг с другом. Это создаёт чувство „семейного зрения“, почти генетического». В некоторых местах на выставке она специально вешает друг напротив друга кадры со сходным сюжетом и совпадающей композицией: не только для того, чтобы поразить зрителей схожестью, но и для того, чтобы в очень похожих снимках зрители могли увидеть, что фотографы все-таки отличаются: один чуть более динамичен, чаще снимает автомобили, площади, движение; другой более лиричен, его снимки «тише», более частные.
Но, конечно, главное, чем так важен архив Хенкиных — то, что за повседневными кадрами в нем кроется тяжелая поступь европейской истории. У Якова спортсмен на стадионе — живое воплощение силы и счастья молодости — кидает в воздух мяч, а на заднем плане стадион украшает огромный портрет Сталина. У Евгения в берлинские городские сценки попадает то предвыборная афиша НСДАП, то надпись «Евреям вход воспрещен», то свастика. Так фотографии становятся больше их создателей, приобретают дополнительные смыслы, которые не могли вкладывать в них их авторы. Год за годом зловещего в них становится все больше.
Французский философ Ролан Барт, рассуждая о фотографии, писал, что фотоснимок становится великим из-за наличия punctum: некой почти неописуемой «точки», «укуса», которым обычный вроде бы снимок «кусает», задевает зрителя за живое, заставляя его ахнуть. Он не обязательно даже подразумевается фотографом, он в равной мере принадлежит и личности самого зрителя. У Хенкиных таких беспокоящих punctum'ов сотни. Мы смотрим на фото и видим и знаем то, чего не могли предвидеть сами Хенкины, когда просто снимали то, что им понравилось. Мы видим на фото берлинцев и ленинградцев, приятелей фотографов или незнакомых прохожих, и не можем не задаваться вопросами, что станет с этими людьми уже совсем скоро. Кто-то погибнет в Холокосте? Кто-то умрет от голода в блокаду? Кто-то уйдет на фронт (как солдат Рейха или Красной армии) и ляжет там в землю, как Яков Хенкин? Кого-то, как Евгения Хенкина, расстреляет НКВД? А кто-то — берлинец или ленинградец — сам станет палачом? Выживет ли ленинградский ребенок на фото? Милая немецкая фрау вступит в ряды антифашистов и будет убита? Или станет жертвой группового изнасилования после взятия Берлина советскими войсками? Или погибнет под бомбами? Их потомки по снимкам смогли установить адрес берлинского дома, где жил и который фотографировал Евгений — на этой улице, такой безмятежной на его кадрах, жили в основном евреи, и если он успел уехать, то большинство соседей сгинули в Катастрофе. Хенкины не могли всего этого предполагать, но мы-то знаем.
В MUZA выставка дополнена виртуальной реальностью: это позволяет зрителю почти лично «погулять» по запечатленным братьями улицам и площадям, но что важнее — почувствовать их связь. Раз Самира говорит: «Виртуальная реальность — не ради эффекта. Это наш способ показать масштаб, маршруты, связать точки на карте, дать зрителю пройти „между“ снимками. Это дополнение именно к этой версии выставки: раньше его не было, а здесь оно помогает собрать фантомные связи, почувствовать пространство города и семейного альбома».
