Говорим «израильская эстрада», подразумеваем — по крайней мере, из живых и здравствующих артистов — Йорама Гаона. В артистическую труппу «Нахаля» его приняли в 1957 году, а его последняя на сегодняшний день песня — дуэт с иерусалимским певцом и продюсером, выступающим под псевдонимом Густо, — вышла буквально несколько месяцев назад. Давно нет в живых Саши Аргова и Моше Виленского, Хаима Хефера и Наоми Шемер — поэтов и композиторов, чьи песни пел Гаон. Ушли в мир иной его партнёры по популярному некогда трио «Гешер а-Яркон», или The Yarkon Trio — Бенни Амдурский и Арик Айнштейн («если ты — гений, то я — Эйнштейн!», — говорил последний со сцены, обыгрывая омонимию фамилии артиста и ивритского слова «гаон», «гений»). Год назад скончалась Наоми Полани, актриса и постановщица, распознавшая в своё время его вокальный талант — под её началом он выступал в начале 1960-х в группе «Петухи» (Ha-Tarnegolim). Однако Йорам Гаон, к счастью, не только жив, но и пребывает в завидной творческой форме. После 7 октября он записал новую версию классической песни Lo Tenatzkhu Oti («Вам нас не победить») с действующими участниками военных ансамблей ЦАХАЛ, а ещё — пронзительный техно-ремикс композиции Lekhayei ha-Am ha-Ze («Во имя жизни этого народа») с электронным дуэтом Astral Projection в память о жертвах резни на фестивале Nova. И это не считая новинок более проходного характера — таких, как упоминавшиеся выше совместные треки с Густо.
Нельзя сказать, что Гаон остался совсем один. Будучи не только популярным певцом и актёром, но и востребованным теле- и радиоведущим, пару лет назад к 50-летию войны Судного дня он создал для 13-го канала документальный фильм «Я обещаю тебе», для которого взял интервью мемориального характера у артистов, выступавших для солдат на линии фронта в 1973-м. Там были Гила Альмагор и Мири Алони, Изхар Коэн и Эстер Шамир, Боаз Шараби и Иланит — словом, если бы понадобилось собрать кворум современников Гаона для воспоминаний о нём самом, это всё ещё было бы осуществимо. Однако режиссёры фильма «Вечер с Йорамом Гаоном», которым открылся фестиваль DocuText в Национальной библиотеке Израиля, пошли другим путём. Они предоставили слово самому герою, позволив ему представить нечто вроде автобиографии — просто в видеоверсии. В фильме не звучат другие голоса — Гаон рассказывает свою историю или в кадре, или в сопровождении архивной хроники, а иногда — в обоих вариантах сразу: музыкант делится с интервьюерами подробностями своего прошлого, а на большом экране за его спиной появляется разнообразный иллюстративный материал.
У избранного подхода определённо есть свои преимущества. Йорам Гаон — блестящий оратор, безупречно изъясняющийся на красивом, несколько старомодном иврите, полностью лишённом распространённых в сегодняшнем бытовом языке жаргонизмов и англицизмов. Многие его свидетельства от первого лица бесценны — как, скажем, самое раннее воспоминание: демонстрация в Иерусалиме во время Второй мировой, на которой евреи из подмандатной Палестины, встревоженные приближением армии Эрвина Роммеля из Египта, клялись оказать немцам ожесточённое вооружённое сопротивление. Артист вспоминает о том, как был на ней маленьким ребёнком — и больше боялся не наступления войска Роммеля, а отпустить отцовскую руку и потерять его в разгорячённой толпе. Или история с экранизацией пьесы «Казаблан» (1973), принесшей ему славу; ради участия в ней Гаон прервал обучение в США и прилетел в Израиль, только чтобы узнать — для получения роли, которую он считал уже у себя в кармане, ещё предстоит пройти актёрские пробы.
К чести музыканта, он не стесняется представать перед зрителями в том числе с неприглядной стороны. В конце 1960-х Гаон завёл роман с итальянской актрисой-инженю Пьер Анджели, с которой снимался в фильме «Каждый ублюдок — король» Ури Зоара (1968). Но когда та заговорила о женитьбе, израильский артист стушевался и прервал все отношения: «Я был счастлив, когда она наконец улетела из страны». Спустя год Пьер Анджели погибла от передозировки барбитуратов, вероятно — намеренной; количество фотографий, пластинок и афиш Гаона в её личных вещах наводило на мысль, что она так и не смогла пережить их расставание. А когда в 1980-е он наконец решил остепениться, то выбрал в жёны девушку, которой на момент их знакомства было всего 16 лет — дело дошло до Верховного суда Израиля, постановившего, что со свадьбой придётся подождать, пока невеста не достигнет совершеннолетия.
По собственному признанию, Йорам Гаон был плохим мужем и отцом, а ещё — политически неразборчивым гражданином: «Я ошибался!» — говорит он сегодня о своём выступлении в Осло на вручении Нобелевской премии мира Ицхаку Рабину, Шимону Пересу и Ясиру Арафату. Сейчас его взгляды на палестино-израильский конфликт — скорее «ястребиные», чем «голубиные»: в длинном и страстном монологе Гаон называет его «религиозной войной» и советует соотечественникам привыкать жить по-спартански — чтобы не потерять страну (фраза о «религиозной войне» вызывает бурную реакцию иерусалимской аудитории: «Молодец, Йорам!» — кричит немолодой светский израильтянин по соседству со мной). Фильм показывался на фестивале 17 августа — ровно за месяц до того, как ту же метафору Спарты использует в своей речи премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху.
Впрочем, от ответов на некоторые вопросы Гаон, тем не менее, дипломатично уходит. Например — об отношениях с Ариком Айнштейном, с которым они охотно делили сцену в 1960-е, а потом не общались на протяжении четырех десятилетий, вплоть до смерти последнего. По словам Гаона, их расхождение произошло само собой, без особой причины — но это не объясняет отказ Айнштейна появиться на сцене с коллегами по «Гешер а-Яркон» даже на единственном реюнион-представлении в 1993 году, незадолго до смерти Бенни Амдурского (впрочем, к этому моменту Айнштейн вообще практически перестал появляться на публике). В каких-то аспектах артист демонстрирует похвальную прямоту, в других — скорее уклончивость, что неизбежно ввиду выбранного создателями фильма формата. «Вечер с Йорамом Гаоном» — скорее длинное интервью, оживлённое аудио-, видео- и графическими материалами, а также живым исполнением нескольких песен. Логично, что фильм рисует для зрителей портрет героя, одобренный им самим.
Впрочем, главный вопрос, связанный с Гаоном, — отчего всё-таки именно ему выпало стать одним из «первых лиц» израильской эстрады и канонизированным классиком? Авторы ленты не оспаривают эту данность, и сам актёр и музыкант — обладатель Премии Израиля 2004 года и человек, зажигавший факел на День независимости Израиля в 2017-м, — тоже её не оспаривает. Он, однако, утверждает, что не выдвигал себя на звание живого символа «израильскости» («israeliyut») — просто так сложилась жизнь. Но почему?
Прямо на этот вопрос «Вечер с Йорамом Гаоном» не отвечает, но косвенные намёки разбрасывает перед зрителями в достатке. Среди них — разумеется, удивительное творческое долголетие героя: приведённая статистика по-настоящему впечатляет — мы узнаём, что за жизнь артист выпустил более 70 пластинок и спел более 900 песен. Но ещё важнее то, какими были эти песни: «Я работал с лучшими из лучших, — заявляет Гаон, перечисляя великих израильских авторов, чьи произведения он исполнял, после чего добавляет: — И никогда не изменял себе». Отчасти именно в этом, как он ранее признавался в своих мемуарах, — причина того, что артист уже в конце 1960-х отдалился от Арика Айнштейна, Ури Зоара и всего тель-авивского богемного круга, с которым имел дело ранее: когда те увлеклись рок-н-роллом и ассоциирующимся с ним образом жизни, Гаон выбрал остаться в русле старообразной эстрады. Вместо электрических гитар и свингующих ритмов — пышные оркестровки и патетический «крунерский» вокал; вместо частной, персональной оптики — широкоугольный объектив, в фокус которого чаще попадают такие феномены, как «страна» и «народ».
В книге «Популярная музыка и национальная культура в Израиле» (2004) Моти Регев и Эдвин Серуси упоминают его в числе тех артистов, которые в 1970-е годы и далее не давали погаснуть на местной сцене огоньку «ширей Эрец-Исраэль» — формообразующей сионистской песенной традиции, ассоциирующейся с возвращением евреев в Палестину, возделыванием земли и строительством государства. «Я бывал в Париже и Риме, на северном полюсе и на южном, я видел семь чудес света, но нет другого такого места, как страна Израиля», — поёт Гаон в Shalom Lakh Eretz Nehederet («Привет тебе, прекрасная страна», 1977); патриотический пафос здесь намазан так густо, что в честь этой композиции позднее даже выбрала свой заголовок популярная сатирическая телепередача «Эрец Неэдерет» («Замечательная страна»), к слову, не стеснявшаяся пародировать и самого Йорама Гаона. «Я иерусалимец!» — провозгласил артист ещё раньше, в 1971-м, выступив не только исполнителем главной роли, но и режиссёром-постановщиком одноимённого фильма; в него вошло сразу несколько лучших песен из всего репертуара Гаона, в том числе Hineni Kan, Me’al Pisgat Ar ha-Tzofim и Ani Ose Li Manginot («Вот я», «На вершине горы Скопус», «Я пишу себе мелодии»). В «Hineni Kan» Иерусалим, который, как и любой другой город, относится в иврите к женскому роду, уподоблен возлюбленной — лирический герой проводит рукой по «её» волосам и сравнивает с принцессой, заточённой в неприступной башне.
Вот, что — вкупе с несомненным певческим талантом — делает Йорама Гаона находкой для официоза и первым кандидатом на прижизненную канонизацию. Тем более что Гаон всегда, даже в годы, когда это не было мейнстримом, последовательно позиционировал себя как представителя «всего Израиля». Потомок репатриантов из Югославии и Турции, он вывел на сцену, а затем и на экран обаятельного хулигана Казаблана — марокканского еврея, охмуряющего прекрасную ашкеназку вопреки воле её родителей. В фильме «Вечер с Йорамом Гаоном» артист вспоминает о трудностях, с которыми сталкивался, работая с этой ролью: со стороны могло показаться, что со своим сефардским происхождением он для неё создан, но в действительности Гаон рос в интеллигентной семье (его отец был историком, поэтом и просветителем) и плохо представлял себе нравы восточно-еврейской бедноты. В итоге ему удалось не только создать яркий образ, немного напоминающий Адриано Челентано, но и органично выступить в «Казаблане» как с привычным для себе репертуаром в духе «ширей Эрец-Исраэль» (Kol ha-Kavod и Yesh Makom («Молодец!», «Есть место»), так и, скажем, с номером «Rosa» в греческом стиле, который не назовёшь иначе как ранним образцом так называемой «музыки мизрахит».
Учитывая все эти обстоятельства, фильм «Вечер с Йорамом Гаоном», вероятно, просто не мог получиться другим. Это не детективное расследование и не музыковедческий трактат, не политическая агитка и не приключенческое кино. Жанр картины можно определить как бенефис суперзвезды, народного артиста и всеобщего любимца — с элементами исповеди, но в тщательно отмеренных дозах.
