18 марта в Еврейском музее в Нью-Йорке завершила свою работу персональная выставка израильской художницы Зои Черкасской-Ннади «7 октября 2023 года». Она длилась дольше первоначально задуманного срока, аж четыре месяца, и сопровождалась пренеприятным, но, увы, ожидаемым, публичным скандалом. Однако, Кира Долинина считает, что куда важнее тут язык высокой трагедии, которым стала говорить Зоя Черкасская: израильское искусство редко настолько четко отсылает к большой классической европейской традиции.
Зоя Черкасская-Ннади — одна из самых известных художниц Израиля, и уж точно самая известная из художников Большой алии 1990-х. Ее семья репатриировалась в Израиль из Киева в 1991 году, девочке было 14 лет. Она получила высшее образование в художественных школах Иерусалима и Кфар-Сабы и очень рано начала выставляться — первая персональная выставка у нее состоялась уже в 1996 году. Она живет в Тель-Авиве, и тель-авивские галереи не пропускают ни одну из ее живописных и графических серий. Не меньше ее любят аукционы, а в последние годы и крупные музеи.
В этот внешний успех легко поверить, глядя на цифры продаж и количество выставок, но его природа не так очевидна. Зоя Черкасская работает на тончайшей грани китча и иронии, которую могут себе позволить немногие. С одной стороны, все ее сюжеты и герои взяты из ее личного опыта или реальных наблюдений: советское детство, сложности адаптации после репатриации, несовпадение культурных кодов новых и старых израильтян, женская проституция, ультрарелигиозное население и его ритуалы, рабочие-нелегалы, африканская диаспора в Израиле, уличные зарисовки, время пандемии, война в Украине, теперь — 7 октября 2023 года.
С другой стороны, очевидные вроде бы сюжеты, некоторые из которых в ином исполнении могли бы быть восприняты как злободневные, если не конъюнктурные, у Черкасской обладают такой витальной силой узнавания, что подкупают зрителя при первом же знакомстве. Это уникальный дар, невероятная точность глаза и памяти, которая каждой надписью на футболке, каждым предметом на прилавке магазина или на витрине столовой, каждым орнаментом на любой из нарисованных ею вещей, стрижками, одеждой, татуировками, пластикой героев, отсылает ровно в ту точку, о которой хочет говорить с нами автор. Сначала казалось, что этот прием работает прежде всего на сюжетах из детства и юности, однако со временем стало ясно, что для творчества Черкасской он абсолютно универсален. В каждом случае это очень жесткий визуальный срез реального воспоминания.
Особенно эта жесткость и точность любой линии и любой детали видны при сравнении с работами коллег Черкасской по группе «Новый Барбизон». Объединившиеся под этим названием в 2010 году пять израильских художниц отсылают к тем «барбизонцам», которые в середине XIX века вышли на просторы Франции с мольбертами в руках, нарушив многовековую практику работы в мастерских. Израильские «барбизонки» вышли на улицы, а чаще всего — на рынки, зарисовывая сиюминутные образы и сценки. И вроде сюжеты и герои схожи у всех пятерых, но только Черкасская работает с ними с той силой обобщения и фиксации наиболее характерных черт, которая делает «эскиз» строго выверенным и совершенным произведением.
7 октября 2023 года она вместе со своим мужем-нигерийцем Сани Ннади, дочерью и подругой из Украины была дома в Тель-Авиве. В первые же дни появились рисунки из серии, которая теперь войдет во все учебники израильского искусства — «7 октября 2023 года». 12 живописных и графических работ, являющихся «иллюстрацией» к тому, что весь мир узнал о произошедшем в этот день на границе Израиля и Газы. Черный фон, яркие краски там, где Черкасская сочла их возможными, серые тени там, где жизнь исчезла в пламени пожаров. Убитая семья и выжившая девочка, смотрящая на них из-за спасшей ее двери; бегущие с фестиваля «Нова» девушки; плачущие солдатки в зеленой форме; кричащие рты сожженной семьи; уводимые в плен женщины и дети; распластанное тело изнасилованной и убитой женщины; «Завтрак в пепле» — семья за уничтоженным пламенем столом; и заглавная композиция «Oct. 7. 2023» — то ли уже заложники, то ли сидящая в убежище семья, над которой — тусклый свет лампы-глаза, ровно такой же, какую повесил в своей «Гернике» Пикассо.
Такая прямая отсылка к самому что ни есть классическому изображению жертв войны, сразу же выводит серию Черкасской за пределы привычного для нее «реализма». Там, в 1937-м, Пикассо обвинял мир в уничтожении баскского города Герника и кричал о невозможности забвения этого преступления. Такая острая реакция художника на новостной поток имела большую традицию: реакцией на кошмары Тридцатилетней войны Жак Калло в 1633 году сделал серию «Большие бедствия войны»; «Фатальные последствия кровавой войны Испании с Бонапартом и другие выразительные капричос» («Бедствия войны», 1810–1812) Гойи были ответом на французское вторжение; Делакруа пишет многометровое обвинение устроенной турками в Греции «Резне на Хиосе» (1824). Черкасская открыто встраивается в этот ряд. Оммаж «Гернике» считывается сразу, образы Пикассо появляются в композиции работы с бегущими девушками, «Крик» Мунка задает тип черепов сожженных жителей кибуцев юга Израиля.
Классическое европейское искусство — не самый часто цитируемый в Израиле пласт мировой культуры. Израильское изобразительное искусство строит себя на твердых модернистских основаниях, обходя старую Европу с ее новозаветноцентричным искусством по краю. Черкасская нарушает эту неписанную практику именно в тот момент, когда говорить надо либо прямо, либо никак. Сама художница говорит, что этой серией пытается «показать, что я вижу эту трагедию и понимаю, что произошло». Зрители по всему миру, видевшие эти работы в ее Instagram и на сайте представляющей ее нью-йоркской галереи «Fort Gansevoort», в основном прочитывали это именно как дневник свидетеля. Однако дневник оказался слишком честным, чтобы не вызвать и другие мнения, вплоть до отказа израильской художнице в праве на трагедию как таковую.
Во время выставки в Еврейском музее в Нью-Йорке для обсуждения этой экспозиции был организован круглый стол. Еврейский музей знал, на что шел: пропалестинские демонстрации уже который месяц не стихают по всей Америке и, главное, по университетским кампусам, включая Колумбийский университет, находящийся неподалеку от музея. Охрана мероприятия была наготове, и когда настроенные на решение палестинского вопроса по принципу «от реки до моря» еврейские активисты прервали беседу обвинениями художницы и руководства музея в «фабрикации согласия на геноцид», конфликт был быстро погашен. Другое дело, что Черкасская уж точно была во всеоружии и последнее слово было за ней. Она — в числе самых известных художников Израиля левого толка, большинство ее работ многие десятилетия говорят о проблемах арабского населения, нелегалов, ситуации с поселенцами и жителями Западного берега, то есть ровно о том, о чем кричали нью-йоркские активисты. Прочитать трагическую серию «7 октября 2023 года» как произведение, распространяющее «имперскую пропаганду» и участие «в насильственном уничтожении палестинцев», может только слепой. Разговор об изобразительном искусстве со слепыми заранее обречен на провал. Черкасская послала крикунов на четыре (если считать на английском языке) буквы, они удалились, но ее вердикт был куда более мрачным: «Я очень, очень рада, что есть привилегированные молодые люди из привилегированных стран, которые точно знают, что должен делать каждый человек в мире».
Скандал скандалом, а серия изумительных по пластике и силе выражения работ остается говорить сама за себя. И, судя по количеству рецензий во многих главных газетах и журналах США и Европы, говорить о ней будут, выставлять ее будут и забыть ее будет невозможно.
