6 марта из Италии пришла горестная новость: в возрасте 72 лет скончался один из самых именитых европейских театральных режиссеров Римас Туминас. Последние два года его жизнь была в значительной степени связана с Израилем — в театре «Гешер» он поставил два своих последних громких спектакля: «Анну Каренину» и «Сирано». Премьера «Сирано» состоялась 29 декабря 2023 года.
На сегодняшний день состоялось около десяти показов нового «Сирано». По многочисленным отзывам первых зрителей, премьерные показы лучше всего было бы назвать «прогонами» — работа явно еще не закончена, и спектакль добирает сил по мере роста. Увы — «взрослеть» ему придется уже без Туминаса, очно и заочно работавшего над ним страшной осенью 2023 года, и в этом смысле гешеровский «Сирано» остался сиротой. Но сиротой, в котором уже заложено все, чтобы быть понятым как лирическое завещание своего создателя.
Главное, что надо сказать о «Сирано» «Гешера», сказано его названием: за заглавным именем идет подзаголовок — «Комедия любви». Сравните с оригинальным определением жанра пьесы у Эдмона Ростана (1868–1918) — «Героическая комедия». Это расхождение принципиально и объясняет все купюры и сторонние включения в сюжет и текст. Длиннющая пьеса Ростана на 5 актов с более чем 50 персонажами сокращена до двух часов чистого действия и 14 актеров. При этом три роли сразу же выведены за пределы классического текста: в драме, написанной в конце 19 века на сюжет из века 17-го, появляются и все время присутствуют Чарли Чаплин, инженер Гюстав Эйфель и некая «пастушка». Остальное пространство спектакля занято полем любви и полем войны. И там, и там, по Ростану, должно быть много героизма, большой поэзии, философии и романтической любви. Туминас выбирает из этого первое и последнее, а романтизм заменяет комедийностью. Почти заменяет.
Спектакль идет на иврите с русскими субтитрами, что нелегко во втором случае. Для русскоязычного слуха «Сирано» — это, прежде всего, перевод Татьяны Щепкиной-Куперник, который вышел ровно в тот же год, когда была опубликована пьеса Ростана, — в 1898-м. Позже были и другие переводы, и неплохие, но именно словами переводчицы, знакомой с автором и в свои 24 года не поддавшейся его многоречивому неоромантизму, говорило большинство русских «Сирано». Поэтому сокращение текста пьесы и изъятие из него некоторых основополагающих, как казалось, монологов и диалогов заранее воспринималось частью зрителей как надругательство. Одно только урезание монолога «Я попаду в конце посылки», гимна поэзии и мастерству поэта, уже могло показаться смертным грехом. Ведь именно его читали Сирано почти всех главных русских театров, а также 11 фильмов, которые на русский переводились, конечно же, по Щепкиной-Куперник. Ивритоязычный зритель такого тяжеловесного культурного кода был лишен, хотя на иврите существует три перевода «Сирано», не считая фрагментов пьесы в переводе Жаботинского. «Гешер» взял в работу последний перевод, сделанный Дори Парнесом и использованный в предыдущем явлении «Сирано» в Израиле, в спектакле Камерного театра 2013 года. Перевод — рифмованный и строго держащий размер, что для ростановской поэзии очень важно. Субтитры же, увы, за поэзией не успевают и даны скорописью.
Отчаянные купюры в этом спектакле видны во всем. Сокращения текста огромны. Сценография (Адомас Яцовскис) лаконична до минимализма; самые значительные постройки на сцене — фрагмент опоры Эйфелевой башни, «балкон» Роксаны в сцене объяснения с Кристианом, да гигантский барабан, в который Роксана молотит в одной из военных сцен. Музыка, свет, спецэффекты, ничто не тянет на себя одеяло, хотя в классических спектаклях Туминаса «снежные», например, сцены или танец — визитная карточка и важнейшие акценты. Любовный треугольник как он есть — основное содержание спектакля. А его «комедийность» оттеняется пассажами с дополнительными по отношению к пьесе героями, которые всеми силами возвращают нас на рубеж веков, в Париж не Сирано, но Ростана, где только что построили «железного монстра», «срам Парижа», где с 1914 года в кинотеатрах царит чаплинский бродяга, романтическая любовь которого способна победить реальность только на белом экране. Сирано, конечно, совсем не «маленький человек» Чаплина (даже совсем наоборот, Сирано тут играет высоченный и могучий сложением Шломи Бертонов), но поэт в обоих случаях остается прежде всего поэтом.
Смешна ли любовь в гешеровском «Сирано»? По-отдельности, может быть. Роксана (Юваль Шарф) капризна до пошлости, истерит, громко кричит хриплым голосом, никак не аристократка, скорее — актриса площадного театра. Кристиан (Ави Азулай), понятное дело, хорош собой, бледен на фоне Сирано и оживает только в сцене последнего своего боя. Рисунок роли Сирано куда сложнее. Во-первых, он красив, а гигантский свой нос надевает редко. Во-вторых, очень силен, не только духом, но и телом, при этом специфических фехтовальных сцен в спектакле почти нет, в виртуозность Сирано — и в боях, и в стихах — мы верим сначала на слово. В-третьих, первая часть спектакля провисает по ритму, в ней вставные сценки с «новыми» героями ломают ростановский размер, а Сирано как центральный герой имеет возможность наконец-то ожить только в сцене у балкона. Все встает на свои места во втором акте: мощь героя идет по нарастающей, чтобы в конце, в кульминационной сцене в монастыре, названной Ростаном «Газета Сирано», заставить-таки зрителя плакать вместе с вдруг потерявшей всю свою приземленность и простоватость Роксаной, понимающей, кого именно она любила все это время.
В значительной мере этот перелом в спектакле связан с переносом действия из мирного Парижа первого акта на поле боя второго. Война ворвалась в Израиль 7 октября и совпала с репетициями «Сирано». И восприятие этих сцен сегодняшним зрителем в Израиле не может не проходить через эту параллель. Уход возлюбленного на войну, отчаянная попытка его туда не пустить, сумасбродный рывок невесты к жениху в военный лагерь, гром атаки, тишина смерти. Все это сделано через «комедийную легкость»: никаких тебе «Дорогу, дорогу гасконцам! // Мы родины общей сыны…» (недаром и сама война показана на сцене игрой пушечными ядрами, почти как любимой французами игрой в шары, которую мы можем видеть на бульварах и Парижа, и Тель-Авива) — но бьет под дых. Война многое очищает, мы знаем это не понаслышке. Время сжимается, кривляться нет сил и нужды, любви остаются часы, не годы. «Сирано» Туминаса оказался и про это тоже. Он так старательно убирал героику из своей «комедии», но героика и слезы в последней сцене догнали его сами.
И, вроде бы, Ростан сегодня многословен, сложно сконструирован, смешивает философию с лирикой, а неоромантизм его пьес, который так ценила Марина Цветаева, обожавшая его «Орленка» даже больше «Сирано», не востребован именно из-за своей тяжеловесности, все стараются как-то его утрясти, подрезать. Но нет, великая любовная сцена, на гортанном неевропейском языке, разыгранная рублеными, остро современными мазками, опять сработала. Мы плачем над героями и над собой, отныне еще и прощаемся с автором этой магии.
Последние два года были для Римаса Туминаса трагическими. Да, он давно и сильно болел, иногда казалось, что выйдет из этого победителем, но в итоге болезнь одолела. Однако события весны 2022 года, война, хамское увольнение из Вахтанговского театра, расставание с Вильнюсским малым театром, лишение премий и званий, скитания по иным театрам и странам, все это превратило конец его жизни в драму. И жизнь так распорядилась, что прощаться со своим зрителем ему пришлось словами не самого присущего ему — суховатому, застегнутому на все пуговицы, любящему классическую русскую прозу и драматургию — поэта:
«А! Вы всe отняли! Вы все разбили грезы!
Вы взяли лавры, взяли розы!
Берите всe! Всe! Всe! Но все-таки с собой
Кой-что я уношу, как прежде, горделивым,
И незапятнанным, и чистым, и красивым, -
Кой-что оставлено и мне еще судьбой.
Сегодня вечером, да, да, в гостях у Бога
Я у лазурного остановлюсь порога
И покажу ему тот знак, что был мне дан...»
