Рабби Моше бен Маймон (Рамбам, Маймонид) был одним из величайших знатоков еврейского религиозного права и выдающимся еврейским мыслителем. В то же время он был незаурядным врачом, придворным медиком легендарного Саладина и автором нескольких медицинских трудов, представляющих интерес и сегодня.
Именно это имя невольно вспоминается, когда читаешь составленную Борисом Зайчиком книгу о его деде, Мануиле (Менахеме) Гершеновиче (Григорьевиче) Соловье (1898–1985). Родившийся в Крейцбурге в семье нищего портного, учившийся в престижной ешиве, после революции Мануил Соловей поступил в университет и стал известным врачом, исследователем и изобретателем (в частности, придумал новый метод забора желудочного сока). Как военный врач Мануил Соловей прошел всю войну, а после ее окончания защитил докторскую диссертацию и продолжал лечить пациентов, работая заведующим отделением и врачом-консультантом в одном из престижнейших медицинских учреждений столицы — Боткинской больнице.
В принципе, в этом не было ничего необычного — докторов-евреев и в Российской империи, и в СССР было много (хотя коллеги отзывались о докторе Соловье как о поистине выдающемся специалисте, враче и диагносте от Бога). Но «есть нюанс»: в отличие от большинства своих коллег — выходцев из традиционного местечка — доктор Соловей сохранил огромную любовь к ивриту и Талмуду. И более того, до конца своих дней писал классические талмудические «новеллы» (хидушим) — комментарии, проясняющие и предлагающие новые оригинальные прочтения талмудических текстов.
В Советском Союзе имя Мануила Соловья было известно всем, кто продолжал серьезно изучать Талмуд. Вот как вспоминает об этом в книге хорошо знавший доктора-талмудиста деятель еврейского образования Илья Дворкин:
Говорили, что Соловей знает наизусть не только весь Талмуд и комментарии к нему, но и ряд более поздних алахических постановлений (поским), а заодно и 16 томов Еврейской энциклопедии Брокгауза и Ефрона. Я как‑то решил проверить, правда ли это, и задал реб Менахему какой‑то экзотический вопрос по Алахе. Сам я был подготовлен и знал, где в Талмуде разбирается эта тема. Ни на секунду не задумавшись, Соловей начал цитировать мне нужное место и разъяснил ситуацию. Потом разъяснил вопрос с точки зрения более поздних комментаторов, но и на этом не остановился и стал разбирать ситуацию в контексте житейского опыта.
Говорят, когда у другого ученика Хафец Хаима, раввина Авраама Миллера, который жил в Москве, возникали трудности с какой‑то талмудической проблемой, он звонил Соловью и тот всегда указывал ему нужный фрагмент и давал объяснение.
Свои комментарии доктор Соловей писал в отрыве от еврейской религиозной среды, практически не имея возможности обсудить свои мысли с другими талмудистами. Тем не менее, знатоки Торы не устают изумляться ясности мысли, точности анализа, обширности познаний и смелости автора, делавшего порой совершенно неожиданные выводы, идущие вразрез с общепринятыми прочтениями.
Понятно, что Мануил Гершенович даже и не мечтал об издании своих комментариев в советскую эпоху и писал «в стол». К счастью, эти труды уцелели, а недавно внук Мануила Соловья решил не только издать их в оригинале, но и перевести на русский язык. (Этот труд взял на себя иерусалимский переводчик Яаков Синичкин, известный русскоязычным читателям по переводам классических мидрашей). В результате появилась книга, выпущенная издательством «Книжники».
Помимо талмудических новелл в книгу также вошли интересные и по-своему уникальные воспоминания доктора Соловья о детстве в еврейском местечке, учебе в знаменитых ешивах, о работе врачом в Боткинской больнице, а также записки фронтового врача.
Читатель найдет в книге несколько дополнительных статей: Александра Локшина о истории ешив в царской России, Валерия Петрова о Боткинской больнице, Геннадия Костырченко о послевоенных антиеврейских репрессиях (жертвой которых едва не стал доктор Соловей)… Словом, сборник будет интересен и тем, кто далек от талмудической премудрости. А знакомство с такой незаурядной личностью, возможно, заставит пересмотреть некоторые традиционные представления об истории советского еврейства
И последнее. Читая биографию и труды Соловья, сразу же вспоминаешь не только Рамбама, но и современника и коллегу нашего героя Луку (Валентина) Войно-Ясенецкого — также талантливого врача, ставшего (уже при советской власти!) православным священником, а затем епископом, и до конца своих дней совмещавшего церковное служение с медицинской практикой. Однако это сравнение будет неправомерным: епископ Лука был искренне верующим, тогда как Мануил Соловей, несмотря на все познания в Талмуде, соблюдал далеко не все заповеди — или, по крайней мере, не прилагал достаточно усилий, чтобы соблюдать больше.
Как блестящее знание Торы сочетается с несоблюдением заповедей, знавшие доктора Соловья понять не могли. Возможно, новая книга позволит ответить в том числе и на этот вопрос.
