1940 год. В Марсель стекаются беженцы — в надежде спастись по морю от надвигающейся нацистской Германии. Франция Виши немногим лучше, но до поры до времени терпит присутствие «дегенератов». Среди них — еврейские и нееврейские интеллектуалы, антифашисты, художники, поэты: Андре Бретон, Жаклин Ламба, Ханна Арендт, Вальтер Беньямин, Марк Шагал и еще многие и многие. Пока не все порты закрыты и границы законопачены, беженцев пытается эвакуировать Чрезвычайный комитет по спасению. Комитет — сильно сказано: его представляют три крайне непохожих друг на друга человека. Нервный, затянутый в строгий костюм американец Вариан Фрай (Кори Майкл Смит), его сообщница — вальяжная светская львица, богатая наследница Мэри Джейн Голд (Гиллиан Джейкобс) и Альберт Хиршман (Лукас Энгландер) — немецкий еврей, красавец в кожаной куртке, с улыбкой молодого Брандо, к тому же доктор экономических наук и борец против франкистов в Испании. Все трое успевают и с художниками кутить, и спасать их, и заодно устраивать личную жизнь. И все это — на фоне марсельского транспортного моста, будто сошедшего с картин сюрреалистов.
Сериал «Transatlantic» (на русском языке его назвали «За океан») вышел на Netflix в апреле 2023 года. Шоураннер — Анна Вингер, известная по нашумевшему сериалу «Неортодоксальная». Небольшой кинопроект, всего на семь серий, снят по роману американки Джулии Орринджер «Портфолио для бегства» (Flight Portfolio, 2019, на русский язык не переведен). А уж сам роман написан на основе вполне реальных событий. В. Фрай, М.Д. Голд и А. Хиршман действительно помогли эмигрировать более чем двум тысячам европейцев, для которых американская виза была даром небес. Список спасенных неофициально назван «Списком Голд», хотя сама Мэри Джейн никогда не подчеркивала значимость своего участия. Фрай в 1995-м, посмертно, был признан Праведником мира. Хиршман был переводчиком на трибунале по делу генерала Антона Достлера, первого послевоенного суда союзников, ставшего прецедентом для будущего Нюрнбергского процесса.
Все это в сериале есть и еще много чего. Даже, пожалуй, слишком много. Мэри Джейн выбивает деньги из богатого папаши, а сама влюбленными глазами смотрит на Альберта, но вынуждена «для дела» флиртовать с циничным американским консулом (Кори Столл). Альберт стоит перед выбором — вооруженная борьба или эмиграция. Фрай тоже, в свою очередь, разрывается между делом и любовью к давнему другу, которая может скомпрометировать его усилия. И это не говоря уже о множестве более мелких линий: тайная тропа через Пиренеи в Испанию, интриги американского консула, еще несколько любовных треугольников у персонажей, которые едва появляются в кадре, феминизм, сионизм — буквально намеками, штрихами. Внезапно, как испанская инквизиция в «Монти Пайтоне», появляются гестапо и британская разведка — и так же в никуда исчезают. Все это напряженное сочетание стремительно переключается и между жанрами — не успев всерьез проникнуться трагедией, мы вдруг оказываемся в полной гэгов чаплинской комедии, в водевиле с флиртом и переодеваниями; в полной симметричных узоров и уютных цветов картине Уэса Андерсона; а то в какой-то момент действо превращается в натуральный мюзикл, и герой начинает петь и танцевать, чуть ли не взлетая.
А еще сюжет обильно приправлен персонажами-сюрреалистами и их друзьями. Но сериал короткий, времени на все не хватает, уж тем более на какие-то серьезные размышления об искусстве. Поэтому исторические личности получились скорее набросками, масс-медийными образами, примерно как у Вуди Аллена в «Полночи в Париже». Что-то программное о вине и ответственности произносит Ханна Арендт; если Андре Бретон — то, конечно, игра в «Изысканный труп», трубка и цитаты из манифестов. Супруга его Жаклин Ламба — обязательно гадает на созданных ею сюрреалистических «марсельских картах». Вальтер Беньямин тоже перед гибелью говорит что-то сакраментальное. Чувствуется, что вся эта эстетика людей в красивых костюмах и с умными мыслями создателям очень нравится, и уж так хочется в нее поиграть. Но в итоге собирается костюмная драма, порой ненамеренно комичная и довольно суматошная. Создатели даже усиливают этот эффект, добавляя совсем уж неисторичные сюжетные линии — у Голд и Хиршмана, к примеру, в реале никакого романа не было.
Многое искупают, как ни странно, финальные титры, сделанные в эстетике фильмов Бунюэля: черно-белые, полные парадоксальных символов и ироничных отсылок к героям. Вот это — самое точное, что есть во всем сериале: сжатое воплощение сюрреализма как реакции на окружающее; дерзкая шалость, демонстративный уход в искусство, игру, магию и эротизм — и при всем эскапизме откровенный вызов реальному безумию войны и тирании. На этом фоне и сам сериал со всей его разносортицей сразу кажется сюрреалистическим Големом, напоминающим фигуры на коллажах Дали и Бретона. А может быть, так — впопыхах, вперемешку — все и ощущалось в суматохе 1940-го, когда не было возможности подолгу думать, переживать и останавливаться на чем-то одном.
А еще наверняка была и разверзшаяся между героями пропасть. Одни, как Фрай и Голд — почти небожители, обладатели американского гражданства, которые пытаются при этом поделиться своими привилегиями, спасти как можно больше людей. Их кураторы в Штатах неохотно помогают «медийным персонам», «випам», вроде Шагала; но есть же еще сотни безвестных беглецов, до которых никому нет дела. Для Америки они — обуза и возможная угроза, для правительства Виши — «нежелательные иностранцы», а для Рейха — загнанные жертвы. Все это показано честно.
Другая дилемма — у Хиршмана. Его в сериале заставили выбирать. Один из вариантов – эмиграция, «ведь можно бороться с фашистами извне, и это будет даже эффективнее». Другой — осознание того, что тобой руководит слабость, а не рацио, что надлежит драться с оружием в руках. В сериале Альберт решает остаться — но это, скорее, дань его романтическому образу и необходимость создать драму. В действительности Хиршман уехал; правда, вскоре вернулся, сотрудничал с армией и будущим ЦРУ, а после войны, как экономист, принял участие в создании плана Маршалла.
«Трансатлантику», конечно, «повезло» с трагическим временем, в которое он вышел и с которым он рифмуется по стольким пунктам. Война в самой Европе, ежедневные новости о фронтах и бомбежках, волны беженцев, попытки получить визу, скрыться от властей… Фрай с любовником рассуждают: «Даже если бросить все дело, нельзя больше уехать в Париж. А того Берлина, в котором мы познакомились, давно нет». Снимавшие сериал, возможно, не переживали такое сами, но для попавших в водоворот истории эти слова оказываются точны, как точна в изображении бесконечного дурного сна кисть Эрнста или Дали.
