Биография крупного дореволюционного юриста, видного члена кадетской партии, депутата Государственной Думы Иосифа Гессена на первый взгляд выглядит достаточно заурядно. Родился в традиционной, постепенно обрусевающей еврейской семье — мемуары начинаются трогательными описаниями еврейского быта: Судного дня, Пасхального седера… Учился сначала в одесской гимназии, а затем в университете. 29 декабря 1885 года Гессен был арестован за близость к народовольцам и оказался в ссылке в Усть-Сысольске. Вернувшись из ссылки, сдал экзамены за полный курс юридического факультета Петербургского университета и занялся юридической практикой. В общем, обычная биография дореволюционного либерального интеллигента еврейского происхождения.
Если бы не одно «но». Будучи в ссылке, Гессен сошелся с местной крестьянкой, которая родила ему сына. И для того чтобы усыновить мальчика, Иосиф Владимирович крестился. Так же поступила и его невеста-еврейка Анна Исааковна — иначе, по царским законам, молодые люди не смогли бы пожениться.
Принято считать, что до революции крещение означало полный и окончательный разрыв с еврейством. Этого мнения придерживались и некоторые современники Гессена, например, сионист Владимир Жаботинский, утверждавший в одной из своих статей: «”Выход из еврейской религии не обусловливает выхода из еврейской национальности”… Если эти молодые люди искренно так думают, то они горько обманываются. До сих пор уходившие из нашей религии уходили и из нашей национальности». Однако, когда читаешь мемуары Гессена, возникает совсем другое впечатление. Формально став православным, Иосиф Владимирович постоянно общался с еврейскими деятелями, проявлял огромный интерес к еврейским бедам, нуждам и чаяниям (в мемуарах упоминаются и Кишиневский погром, и дело Бейлиса, и неосуществившиеся планы Столыпина облегчить правовое положение русского еврейства). А самое главное — однозначно продолжал считать себя евреем!
Все, чем встретила меня в первые дни Тула, было невиданно и очень забавляло, но само собой разумеется, что все мысли были прикованы к старинному угрюмому зданию Окружного суда… Далеко не весь состав получил университетское образование. Большая часть состояла из разночинцев, для которых скромное жалованье было единственным источником существования. Меньшая часть принадлежала к дворянскому сословию и, дополняя жалованье остатками больших состояний или женитьбой на богатых московских купчихах, жила в полное свое удовольствие, сладко пила и ела, поигрывала в винт для времяпрепровождения и с разночинцами домами не зналась. А я, единственный еврей, был радушно принят именно в дворянской среде и с некоторыми, несмотря на разницу служебного положения, впоследствии был на «ты».
И этот случай далеко не единственный! В своих мемуарах Гессен несколько раз упоминает своего коллегу и однопартийца, депутата Думы Осипа Яковлевича Пергамента, которого, несмотря на формальное крещение, решительно все — черносотенцы, либералы, социалисты и даже многие соплеменники продолжали считать евреем. Или другой адвокат, отец знаменитой переводчицы Щепкиной-Куперник — Лев Куперник. Даже крестившись и женившись на русской женщине, он неизменно называл себя евреем (в том числе в письмах к дочери) и неизменно помогал соплеменникам — например, оказывал юридическую помощь жертвам погромов. Есть и другие подобные примеры.
Иными словами, книга Гессена — не просто еще одни воспоминания русского либерала. Но и красноречивое свидетельство процесса, начавшегося еще до революции, и закончившегося уже при советской власти — в результате которого русские евреи стали национальностью, то есть группой, связанной, в первую очередь, общим происхождением, когда вероисповедание в лучшем случае начинает играть второстепенную роль, а то и вовсе становится неважным.
Впрочем, книга Гессена интересна не только этим. На ее страницах читатель найдет, к примеру, интереснейший рассказ о журнале «Право» — уникальном проекте, призванном привить российской власти и обществу правовое сознание (задача, увы, нерешенная и сегодня). Или о деятельности кадетской партии, одним из лидеров которой был автор. Или о его журналистской и редакторской деятельности. (Помимо упомянутого «Права» и кадетского официоза «Речь», Гессен печатался в «Жизни», «Русских ведомостях», «Сыне отечества», «Наших днях» и других изданиях.) Словом, даже тот, кто не слишком интересуется историей еврейской идентичности, все равно «не уйдет обиженным» и найдет в этих мемуарах много нового и интересного.
