Мультикультурный карнавал стал небезопасным

Истории Balkan Beat Box уже на третий десяток. Музыка ансамбля всегда носила неоднородный характер: это одновременно веселый многолюдный оркестр и электронный проект, изобретательно работающий с семплами, то есть со звуковыми фрагментами, аккуратно вырезанными из чужих записей и затем творчески переосмысленными. Неудивительно, что работы группы и сами становятся сырьем для сочинений других артистов, в том числе — очень популярных. В 2013 году американский хип-хоп-продюсер Diplo использовал отрывок песни «Bulgarian Chicks» в треке «Goosebumpz» своего протеже, рэпера Мака Миллера, а затем рифф из другого произведения Balkan Beat Box, «Hermetico», лег в основу хита «Talk Dirty» американца Джейсона Деруло, попавшего в верхнюю десятку чартов десятков стран и на первое место в Великобритании, Германии, Австралии и Израиле. «Это дало нам возможность взять все в свои руки, — рассказывал сооснователь группы Ори Каплан в интервью Billboard¹. — Мы открыли собственный лейбл и получили творческую свободу, которая позволила нам продолжать развивать нашу диковинную музыкальную лабораторию».

Диковины в этой лаборатории действительно начинаются буквально с таблички на двери. В группе Balkan Beat Box, невзирая на заголовок, нет ни битбоксера (человека, голосом имитирующего перкуссию), ни музыкантов балканского происхождения; географически ближе всех к этому статусу, видимо, подходит еще один сооснователь ансамбля — барабанщик Тамир Мускат, потомок румынских евреев. Правда, третий студийный альбом «Blue-Eyed Black Boy» (2010) Balkan Beat Box записывали в Белграде с сербскими инструменталистами — но это был лишь эпизод на их извилистом пути. Более важны для них две другие точки на карте мира: Нью-Йорк, где группа образовалась в первой половине 2000-х, и Тель-Авив, где сейчас живет большинство ее участников. Нетрудно понять, что объединяет два этих места: атмосфера плавильного котла, постоянного, буквально ежедневного взаимопроникновения культур — именно она была и остается топливом для творческих экспериментов ансамбля.

В песне «Sunday Arak» (2005) из первого, созданного еще в Нью-Йорке альбома Balkan Beat Box, есть забавный разговорный отрывок: один мужчина безуспешно пытается научить другого, судя по всему, не владеющего английским, произносить название группы. Весь альбом — убедительный аргумент в пользу того, что музыка способна преодолевать языковые и иные барьеры, наводить мосты между людьми, обладающими принципиально разным бэкграундом. Клезмер («Cha Cha», «Gross») здесь соседствует с музыкой мизрахит («Adir Adirim», «Hassan’s Mimouna») или болгарским фольклорным пением («Bulgarian Chicks»), и все это положено на ритмический фундамент даба, регги и хип-хопа — стилей из Западного полушария. Получается музыка, принадлежащая дюжине традиций сразу, но в полной мере — ни одной из них, что подчеркивает и намеренная разноголосица. Сегодняшний фронтмен Balkan Beat Box Томер Йосеф появляется лишь в финальном треке — до этого у микрофона оказываются многочисленные гости, использующие иврит, арабский, английский и французский языки. Подача Йосефа, впрочем, уже тогда была необычайно выразительна: текст композиции «La Bush Resistance» он артикулирует с нарочитым акцентом — словно иммигрант, плохо знающий языки, на которых ему доводится общаться (в песне «Quand est-ce qu’on arrive?» из второго альбома группы «Nu Med» (2007) с ходу узнавалась цитата из «Immigrant Song» Led Zeppelin). С похожим акцентом на английском в те годы пел Евгений Гудзь, украинский артист, ставший в США фронтменом популярной этно-панк-группы Gogol Bordello. Неудивительно, что Ори Каплан из Balkan Beat Box начинал как раз в Gogol Bordello — более того, Гудзь даже принимал участие в первых репетиционных сессиях его нового проекта, который тогда носил название JUF, Jewish-Ukrainian Freundschaft (намек на происхождение участников, а также на культовую группу немецкой новой волны — Deutsch-Amerikanische Freundschaft, «немецко-американская дружба»).

Месседж мультикультурного карнавала Balkan Beat Box всегда оставался простым, но захватывающим: объединяться — классно; находить точки соприкосновения — лучше, чем культивировать непреодолимые различия; между людьми, живущими в разных уголках света, вообще при желании можно обнаружить немало общего.

Отдельно от группы Ори Каплан выступал с диджей-сетами как DJ Shotnez и терпеливо объяснял журналистам смысл псевдонима: «[Шаатнез] — это идишистское выражение, означающее смесь шерсти и льна. Есть древний религиозный запрет носить одежду, сшитую из такой смеси. Для меня шаатнез означает “противозаконный гибрид”. Я смешиваю арабскую перкуссию с самбой, а [африканский танцевальный стиль] кудуро с цыганской музыкой. Это не вполне законно, но всем нравится!»².

Balkan Beat Box возникли в эпоху, когда мир верил в глобалистский проект: в то, что нью-йоркский опыт построения гармоничной и гуманной социокультурной среды из множества иммигрантских нарративов можно масштабировать и на другие регионы. В том числе, на Израиль, который, как и Нью-Йорк, был создан иммигрантами (пусть для них здесь и используется другое слово — «репатрианты»), и сила которого, как и сила Нью-Йорка, — в калейдоскопическом смешении традиций, культур и языков.

В список этих культур и традиций Balkan Beat Box, разумеется, включали и арабо-палестинскую: в 2009 году они записали знаковую песню с говорящим названием «Ramallah–Tel Aviv». В ней, что редкость для их творчества, не было ни слова на английском: только арабский и иврит. Композиция вошла в саундтрек симулятора FIFA — геймеры всего мира рубились в футбол под призывы к израильтянам и палестинцам освободиться от влияния коррумпированных политиков и начать взаимное движение навстречу друг другу. «К сожалению, у нас пока не было возможности посотрудничать с палестинскими музыкантами, — сетовал тогда же Томер Йосеф. — Мы хотели бы доказать себе и всем остальным, что с помощью нашего языка — музыки — можно общаться даже с так называемыми врагами и приближать мир»³.

Насколько жизнеспособен сегодня мультикультурный, транснациональный и трансграничный проект Balkan Beat Box — открытый вопрос. С технической точки зрения группа, как показал концерт в недавно открывшемся в порту Яффо зале «Барби», находится в превосходной форме. Состоящая из барабанщика Тамира Муската и басиста Итамара Циглера ритм-секция на протяжении полутора часов без единой помарки мастерски держит грув. Иногда им помогает и Томер Йосеф — для него на правом краю сцены установлена отдельная батарея ударных и перкуссии, с которой он блистательно управляется в те моменты, когда ему не нужно петь. Стоящая в глубине сцены клавишница Яэль Зелингер периодически активирует еще и электронную пульсацию, и тогда противостоять тройной ритм-атаке становится вконец невозможно. Некогда получивший театральное образование Йосеф — возможно, не великий певец, зато блистательный шоумен: его спортивный, атлетический перфоманс с ходу захватывает прежде всего на пластическом уровне. А Ори Каплан по традиции извлекает из своего саксофона звуки бесконечно разнообразной этиологии: и рок-риффы, и плясовые балкано-цыганские наигрыши, и — изредка — даже печальные пассажи в духе эфиопского джаза 1970-х. Среди нескольких сотен израильтян, пришедших на концерт, кажется, никто ни одной секунды не остается в статичном положении, и это вполне естественно — чтобы не танцевать под Balkan Beat Box, необходимо совершить над собой мучительное усилие.

Правда, в середине концерта Томер Йосеф позволил себе произнести короткую речь: о безумном времени, в котором мы живем, о перманентном вводящем в оцепенение новостном фоне, о терроре и войне. Музыка сегодня не помогает общаться не только с «так называемыми врагами», но и с теми, кто раньше казался друзьями, о чем ярко свидетельствуют в том числе соцсети группы. После того, как в октябре 2023 года Balkan Beat Box опубликовали в Фейсбуке посты о плененных в Газе израильтянах и о поддержке НКО, помогающих семьям заложников и солдат армии обороны Израиля, они столкнулись в том числе с резкой критикой. Итальянский промоутер, ранее организовывавший концерты группы, написал, что, встретив музыкантов сегодня, плюнул бы им в лицо, а одна из слушательниц потребовала от них убрать из названия слово «балканский» — поскольку их позиция, по ее мнению, порочит Балканы и Европу в целом.

Над последним, вероятно, можно было бы посмеяться, если бы не одно «но». В культурном климате 2000-х ситуация, при которой нью-йоркские (или тель-авивские) музыканты играют балканскую, эфиопскую, марокканскую, йеменскую, ямайскую или какую угодно другую музыку, выглядела многообещающе, воспринималась как пример похвальной музыкальной толерантности, решительного отказа делить музыкальные традиции разных регионов на «правильные» и «неправильные», «высокие» и «низкие», «модные» и «немодные». Но теперь климат иной, и вчерашняя толерантность сегодня рискует обернуться, например, апроприацией — беспардонным присвоением чужой культуры. Так любимый Ори Капланом «шаатнез» вновь оказывается вне закона, только на сей раз не по религиозным причинам — есть от чего растеряться.

Эта растерянность, кажется, проникла и в свежие треки Balkan Beat Box. Так, например, в «Avalanche» ключевая строчка, на которой Йосеф «застревает» в середине песни и на все лады повторяет ее до самого конца, звучит неуверенно, даже тревожно: «I wonder what’s waiting for us?» («Я не понимаю, что нас ждет?»). Это не та эмоция, которую привычно слышать у ансамбля, еще недавно в хитовой песне «Shout It Out» призывавшего не прятаться, не убегать, не стесняться, а, наоборот, — гордиться собой и кричать об этом во всеуслышание. Такое ощущение, что выступление Balkan Beat Box сегодня, на 21-м году их истории — это не только возможность зарядиться энергией и восхититься виртуозным исполнением, но и окно в мир, которого больше нет: в мир, в котором люди испытывали интерес друг к другу и хотя бы обозначали, декларировали стремление к взаимопониманию. Методы группы не всегда были стилистически и концептуально безупречны, но карнавальная «полиглотская» пестрота их песен по-прежнему обладает особенным обаянием, только теперь — неизбежно подернутым легкой патиной ностальгии.

‍