Тель-Авивский театр «Гешер», несмотря на то, что все спектакли в нем идут на иврите и большая часть труппы — ивритоязычные израильтяне, все равно в стране считается «русским» театром. Ничего с этим не сделаешь, происхождение дает о себе знать, как и плотные связи с Россией с постоянными обменными гастролями. Новая реальность трех военных лет вывела эту специфику на новый уровень: в ситуации, когда целая плеяда ярких режиссеров, театральных художников и актеров уехала из России и ищет себе работу по всему свету, «Гешер» оказался перед таким богатым выбором, какого у него никогда не было. Не говоря о новых зрителях: «военная алия» состоит из людей, привыкших ходить в театр и вообще интересоваться искусством, для них имена сегодняшних театральных эмигрантов не пустой звук. Все это теперь работает на «Гешер», на сцену которого выходят актеры-репатрианты, ставят спектакли режиссеры и художники-релоканты и гастролируют постановки, которые нельзя играть в России.
Конечно, никогда нельзя предсказать, что спектакль даже знаменитого режиссера с незнакомой труппой на чужом языке окажется удачным, но «Преступление и наказание» в постановке Александра Молочникова стало выигрышным билетом. В том числе и потому, что режиссер окружил себя «своими», в его постановочной команде сценограф Александр Шишкин-Хокусай, художник по свету Глеб Фильштинский, хореограф Полина Дрейден и композитор Игорь Горский. А среди актеров два звездных репатрианта: Анатолий Белый (Мармеладов), которого все знают, и эксцентричный Никита Гольдман (много эпизодических ролей) из театра Fulcro, которого, я надеюсь, все скоро узнают.
Через десять лет после своего режиссерского дебюта на малой сцене МХТ, лихого кабаре «19.14» к столетию Первой мировой, прославившего двадцатидвухлетнего актера в театральной Москве, Молочников снова сочинил развеселое шоу с песнями и танцами. Спектаклю по роману Достоевского он дал подзаголовок «страсти и терзания в стиле кабаре» и в программке объяснил, что кабаре — жанр военного времени, сказал, что значит жить с кровью, написал слова про покаяние и оправдание преступлений. Все эти разговоры уместны сегодня, но к спектаклю особого отношения не имеют, поскольку там, по существу, речи нет ни про оправдание преступлений, ни про покаяние. Это комикс по главным линиям романа, где все идет на большой скорости и задумываться о чем-то нет времени. Наоборот, те места, где действие немного тормозит, а Раскольников пытается порассуждать, проседают.
В толстой программке к спектаклю опубликовали фрагменты текста про «ПиН» Льва Оборина с сайта образовательного проекта «Полка», очень подходящего к случаю, поскольку задуман, в том числе, в помощь школьникам четко по разделам: «Сюжет романа», «Когда написан», «Что на него повлияло» и т.д., а значит рассчитан на тех, кто мало знает и не чувствует сакральности текста. И это правильно, поскольку тут Достоевского в обязательной школьной программе нет, израильтяне легко принимают глумливую и бодрую трактовку, а зрители с русским бэкграундом, которых в «Гешере» традиционно много, не чувствуя культурного давления, за компанию, прощают непочтительность.
Спектакль очень моторный, останавливаться в нем нельзя, так что все, что в русском театре по Достоевскому становилось для актеров поводом показать «нутро» и взять зрителя за горло, здесь скорее обозначается, чем играется по-настоящему. В роли Раскольникова красавчик Ави Азулай для контраста пытается играть немного более всерьез, чем все остальные, и «дать русского театра» с безуминкой, но на деле никакой серьез в режиме дайджеста невозможен. Зато смешно, когда он с озабоченным видом просит публику припрятать портфель с деньгами, украденными у процентщицы. Из балагана особенно хороши Гилад Клеттер, глумливый конферансье этого шоу Порфирий Петрович, и Анатолий Белый, клоунский Мармеладов, который не только поражает своим живым, без акцента, ивритом, но и тем, как он преодолевает в себе мхат с надрывными мармеладовскими нотами, быстро переключается и лихо танцует. Юная звезда «Гешера» Нета Рот, играющая в театре с подросткового возраста, а теперь Саломея в постановке Максима Диденко, в «ПиН» играет Соню. И это не олицетворение бесплотной духовности, а дебелая, вульгарноватая и сексуальная проститутка, умиляющая своим детским простодушием и благодарной готовностью на все. Актриса реактивна, как тинэйджер. Легко переключаясь в клиповом ритме Молочникова, она за пару минут успевает сыграть целую историю: вот она вошла томная и полуголая, а через минуту уже в слезах и соплях спасает Раскольникова от греха.
Александр Шишкин, любимый сценограф Андрея Могучего и Юрия Бутусова, прекрасен, как всегда, заполняет сцену множеством самых разных предметов в несколько слоев, причем каждый уровень работает. В глубине — занавес со светящимися окнами города, перед ним варьетешный микротеатрик на крутящейся подставке, похожий на телевизор в рамке фонариков, впереди него еще и круглая цирковая арена, где стоит узкий топчан Раскольникова (тема нищеты, тесноты и крошечной квартирки размером с гроб, за которую нечем платить, для Израиля очень актуальна). Среди рядов занавесов есть красный классический, из складок которого откуда-то сверху кричит хозяйка квартиры. Есть и видеопроекция, и фирменные шишкинские плоские фанерные детали — уличные фонари плюс огромный топор, висящий над сценой. А еще множество ростовых кукол, включая мертвую старуху-процентщицу, создающие ощущение большой массовки. И как далекий привет русскому театру мы видим картину (появившуюся, видимо, в воображении нервозного Раскольникова), где сидят убитые, а в головах у них торчат топоры. Тут знатоки вспомнят такую же картину в великом спектакле Камы Гинкаса «Играем «Преступление» (1991), вышедшем до того, как Молочников родился.
Неожиданно параллельным текстом спектакля и одновременно комментарием к нему становятся старые песни-хиты, которые тут поют, отплясывая после каждого эпизода. «Преступление и наказание» начинается с песни Tiger Lillies про конец света «Crack of Doom», ее поет Порфирий Петрович, так же взвизгивая, как Мартин Жак из «Лилий»; потом будут и битловские «Let it be», и «Аллилуйя» Леонарда Коэна и, «Sound of Silence» Саймона с Гарфанкелем, и всякое другое, прямо джентльменский ретро-набор. Услышав начальные такты, которые сразу вызывают в памяти первую строчку знаменитой песни, парадоксально подходящую к ситуации, люди начинали смеяться и подпевать (рядом со мной немолодая пара пела прямо в голос), то есть «ПиН» получился еще и спектаклем-караоке. Обрамляет сюжет «Don’t worry, be happy» Бобби МакФеррина — и действительно, к чему волноваться, если мир все равно летит в тартарары? Впрочем, на поклонах все снова пляшут и поют «the crack of doom is coming soon» / «скоро придет Судный день», и это действительно весьма сегодняшнее ощущение.
А вот чего жаль, так это того, что бодрый и не длинный спектакль смотрит главным образом традиционная для «Гешера» пожилая публика, а он бы мог порадовать молодых, тем более что других поводов для веселья вокруг не много. Ну и с сюжетом заодно познакомились бы.
