Новый сезон самый знаменитый хореографический коллектив Израиля «Батшева» начал с показов своей последней премьеры — спектакля «MOMO». Согласно расписанию на сайте, этой зимой спектакль будет показан в Израиле, Италии, Германии и США.
Премьеру «MOMO» сыграли в декабре 2022-го, а предыдущая премьера постановки Охада Наарина была за три года до нее и так и называлась — «2019». Спектакль, названный по году постановки, был похож на шествие разодетых моделей по подиуму, разделяющему зал надвое. Он был эффектным, клоунским и драматичным одновременно. Потом грянула пандемия, новых постановок не было, и получилось, что «2019» как будто подвел черту под вторым десятилетием века с его блеском и борьбой. Тем более, что Наарин, руководивший танцевальной компанией «Батшева» с 1990 года, в 2018-м ушел в отставку с поста арт-директора на должность штатного хореографа компании.
После трехлетнего перерыва ожидания публики от нового спектакля культового хореографа были велики, и он не обманул их, как, впрочем, не обманывал и раньше.
Тут, пожалуй, нужно отступление, чтобы немного рассказать о Наарине, который для всего мира олицетворяет израильский современный танец.
Наарин (существуют две версии русского написания его фамилии, более частая Нахарин, но на мой взгляд Наарин точнее соответствует ивриту) родился в киббуце, его мать была хореографом, но сам он пришел к профессиональному танцу довольно поздно — в 22 года. И сразу был взят Мартой Грэм, великой основоположницей американского современного танца (которая в это время была приглашенным хореографом в Израиле), в ее нью-йоркскую труппу. Следующие десять с лишним лет он танцевал, учился и ставил свои первые работы как хореограф в Нью-Йорке и за границей, год он даже прослужил в труппе Мориса Бежара в Брюсселе, о чем сегодня не любит вспоминать. А в 1990-м стал арт-директором тель-авивской танцевальной компании «Батшева», которая к тому моменту существовала почти 30 лет, но не была особенно знаменита, и принес с собой американский опыт contemporary dance, удивительным образом наложившийся на израильские корни.
Наарин сразу решил, что, кроме основной труппы, в «Батшеве» будет «Молодой ансамбль», в котором юные танцоры должны провести два года до того, как их возьмут (или не возьмут) в театр. И за прошедшие тридцать с лишним лет через обе труппы компании прошло множество лучших молодых танцоров страны (да и иностранцев — в «Батшеву» поступают, как в знаменитые футбольные команды), многие из них стали хореографами и сегодня определяют современный танец Израиля, взлет которого за эти годы называют чудом. Кроме Наарина сегодня среди мировых звезд contemporary dance есть и другие израильтяне, и в основном это люди, которые работали с ним и его ученики. Как изумительная Шарон Эяль, которая почти 20 лет была премьершей «Батшевы», или Хофеш Шехтер, тоже танцевавший в этом коллективе.
Охад Наарин разработал особый танцевальный язык, основанный не на технике, как балет, а на чувстве и воображении, и назвал его «гага». «Гага» стала универсальной системой работы с телом в движении, которой пользуются по всему миру. С одной стороны — это система раскрепощения тела, которую проводят в группах последователи и ученики Наарина с людьми любого возраста и подготовки, с другой — это тренинг для профессиональных танцоров, с которого начинается день труппы «Батшевы».
Одна из главных ценностей и для «гага», и для хореографии Наарина — это свобода. Свобода телесная, свобода человеческая, свобода воли, мысли и воображения, в общем, свобода человека во всех его проявлениях. И в той или иной степени об этом говорит его спектакль «МОМО».
Начнем с того, что не надо пытаться понять, что значит слово «МОМО» — оно ничего не значит, хотя какие-то объяснения вам дадут. Здесь важен сам звук, повторяемость слогов, ритм, как это часто бывает в спектаклях Наарина. Точно так же у Наарина не стоит выяснять сакраментальное «о чем он хотел сказать своей постановкой», он не ответит или отшутится, потому что у него как правило нет сквозного сюжета и даже единой темы, которую легко сформулировать; его спектакли — это всегда сплетение идей и мотивов, среди которых мы можем найти что-то особенно близкое нам, но для другого зрителя смысл будет другим. Наарин никогда не действует через прямой нарратив, а прежде всего через сложный ритм и прихотливую композицию. Выстраивание хаоса — важный композиционный прием для хореографа, он любит сделать так, что на сцене нет центрального события, на которое все смотрят, каждый танцор делает свое. Это дает неожиданный эффект: у зрителей обостряется периферическое зрение, каждый вертит головой, пытаясь увидеть все, и у каждого складывается своя картинка и свой спектакль.
В «МОМО» есть две линии, существующие как будто автономно в двух группах танцоров. В первой — четверо мужчин с голыми торсами в защитных штанах, они двигаются медленным строем, синхронно и неостановимо, в них чудится угрожающая механистичность. Во второй — семь танцоров — разных, смешных, нелепых, красивых, разодетых самым неожиданным образом (чего стоит усатый Джанни Нотарникола в корсете и балетной пачке), создающих на сцене жизнь и хаос, так свойственный спектаклям Наарина. Мужской строй прошивает бурлящее движение нарядных танцоров, как гусеница муравейник. А еще в этом спектакле кроме горизонтального планшета сцены неожиданно начинает работать вертикальная поверхность: задник сделан как скалодром и то одна, то другая группа залезает и картинно замирает на стене, глядя на то, что происходит внизу.
«МОМО» говорит о танце, дающем свободу, противопоставляя его тоталитарности балета как системы: в эпизоде, где на сцену выносят балетные станки, танцоры, которые до этого были такими разными, вдруг становятся одинаковыми и начинают двигаться синхронно, как кордебалет. «МОМО» — о том, что каждый из свободных людей хочет быть собой и каждый хочет, чтобы его увидели. А еще «МОМО» — о маскулинности и феминности, которые хотят проявить себя и мало связаны с гендером. Ну, и в конце концов — о том, что все это не окончательно: мрачный мужской ансамбль разваливается на гротескные соло, пестрые солисты вдруг сливаются в ансамбль. В общем, о жизни — невеселой, конечно, но в которой очень много смешного, потому что люди вообще смешные. И в этом спектакле насмешливый взгляд Наарина заметнее, чем в других постановках, полных драматизма.
В программках спектаклей «Батшевы» часто в графе «авторы» значатся Наарин и танцоры компании. На этот раз он добавляет в соавторы Ариэля Коэна, раньше тоже танцевавшего в «Батшеве». И это снова говорит о свободе проявить себя, быть одним из авторов в складчине спектакля, которую хореограф дает каждому танцору. Наарин сам музыкант, он очень чувствителен к звуку, много с ним экспериментирует и, как правило, сам, под псевдонимом Максим Варатт, сочиняет и монтирует саунд-дизайн спектакля. В «МОМО» саундтрек главным образом состоит из композиций альбома «Landfall» Лори Андерсон с Кронос-квартетом плюс по одной композиции Филипа Гласса и Arca. Во время спектакля звучащий по-русски счет, создает ощущение что Наарин отправляет ракету в космос. Так и есть.
